Ветровым проекта, закрытого чуть более пяти месяцев назад.
Вот тут-то мне и стало предельно ясно, почему так нервничал мой на тот момент сужены-ряженый. Проект курировала Горгона, которая волшебным образом не заметила изменившуюся в три раза сумму. Теперь вместо шести нулей там красовалась восемь и размашистая подпись Лукашина аккурат под его фамилией. Надурил он заказчика — это если коротко и не выражаясь.
Я только вздохнула и опустила на ладони свою уставшую голову. И знала же, что вылезет, догадывалась. Но цифра оказалась слишком уж внушительной. Что называется, через чур. И куда он столько денег дел? Не то, чтобы это меня волновало, но без интереса не оставило.
Конечно, Макар отнес это в свое проверочное зазеркалье и материал пришили к делу. Сейчас продолжается судебное разбирательство по этому и предыдущему поводу. А я, чесслово, так уже устала, что принимать участия не желаю совершенно.
После выступления генеральной персоны компании, сплетни шумели тише. Они не демонстрировались настолько открыто, а их глашатые трубили новые предположение только избранным, доверенным лицам. Вскоре чесать языками перестали совсем. Воображение иссякло и появлялись новые кости, которые можно было обгладать.
Как, например, я.
Меня за глаза, но так, чтобы слышала получше, называли предательницей. Одни трепались, что якобы Макар из-за меня и пришил дело Артему. Другие, — феминистки высокого уровня, — уверяли, что я добровольно легла под Ветрова в надежде, что тот отмажет Лукашина хотя бы в вопросе с контрактом. Горгона, к слову, меня не вызывала. Я предполагала, что она в курсе новых версий и я перестала быть доверенным лицом. Однако Ветров предположил, что ей уже в принципе не до меня.
В конце концов, позже станет известно, что Лукашина поместят в психологическую клинику. Диагноз подтвердится и он пробудет в заведении долгие годы прежде, чем они с Еленой Петровной Лукашиной уедут в глухое село и начнут новую жизнь. Ту, в которой больше нет места прошлому. И мне. Знаю, что до конца своих дней меня будет есть собственная совесть при мысли об этом парне и вина… Никогда она мою душу не отпустит.
Горгону уволят по тихому, чтобы не придавать огласке и не привлекать тем самым внимание. Анна же уйдет вслед за ней из-за того, что слишком много знает. Несправедливо, но так тоже бывает. Лично я махать платочком не буду. Главой отдела назначат успевшего заработать себе авторитет в компании Воеводина, который, к слову, пусть и не будет дотягивать до уровня Горгоны какое-то, но внесет новое дыхание проектам, чем и удовлетворит запросы клиентов и, следовательно, акционеров. К слову, работать под его крылом станет легче. Особенно Лике, потому что, кажется… Но это уже совсем другая история…
Наступил декабрь. Первые числа радовали теплом, а вот с пятого и без того прекрасный Киев превратился в настоящую зимнюю сказку. Тяжелые белые хлопья сыпали без устали на радость детворе и на горе коммунальных служб. Снегоуборочные машины курсировали с раннего утра, когда город еще спал, а солнце не встало и когда город спал еще, а солнце встать не успело. На площади установили и нарядили ёлку и залили каток. Там теперь катались влюбленные парочки и ганяла малышня.
Мы с Ветровым шли по гипермаркету, подбирая продукты для романтического вечера. Сегодня как раз суббота. Нас ждет любимый фильм, вино и наша кровать на втором этаже просторной квартиры элитного района. Вот только там стало больше моих вещей. Не потому, что мы забрали те, а потому что купили новые.
На подоконниках то тут, то там красовались горшки с цветами, потому что так, мне кажется, в квартире легче дышалось. А на полочках виднелись фотографии. Теперь это не была квартира холостяка, это была наша теплая уютная на двоих берложка.
Ветров катит тележку к алкогольному отделу, и я поспеваю за ним, немного обогнав, чтобы положить в корзину ананас.
— Как тебе это? — указывает на сливовое «Мерло» и берет бутылку в руки.
Я подхожу ближе, когда в нашу идиллию вклинивается голос:
— Макар!
Голос, который я точно слышала, хрипотца, с которой сказано имя и тембр — низкий, тягучий. Прежде, чем повернуться — я уже знаю, кого перед собой увижу.
— Здравствуй, Даяна! — Макар улыбается во все тридцать два, демонстрируя чудеса стоматологии, а я на мгновение застываю, напоминая себе, что мы уже взрослые и то время — оно прошло.
А следом злюсь на себя «Что тебе еще надо, Ари?!» Мы вместе, все прекрасно! Хватит!
Она подходит ближе, тянется к нему, чтобы поцеловать в щечку, а он улыбаясь, подставляется ей.
— Привет, Арина, — она замечает меня и добродушно улыбается.
Даяна сильно изменилась за эти годы, хотя уже тогда была жгучей красоткой. Одно имя, знаменующее собой смесь кровей, должно открывать завесу тайны её внешности.
Не только глубокие, почти черные глаза, а смуглая кожа, высокий модельный рост и впечатляющая фигура сейчас делали из стоящей передо мной девушки дорогую шоколадную конфету в шикарной обертке. Со вкусом у нее все очень-очень в порядке. Как и прежде.
— Привет, — сдержанно киваю. Не знаю, что еще сказать.
— Рада, что вы вместе, ребята, — говорит она больше мне, чем Макару, но ревнивой не выглядит.
Несколько минут они говорят ни о чем. Макар интересуется, как прошла ее поездка в Италию, она задает встречный вопрос об Англии.
— А где Сергей? — спрашивает Ветров, а она смеется.
— Они выбирают шарики на ёлку. У нас подготовка к Новому году — и это целая полоса препятствий, так что начинаем всегда пораньше.
Стоп. Они? И уже через минуту я уже лучше замечаю то, что при внезапной встрече только бросилось в глаза — счастье. Но прежде, чем я это поняла, отдел подпрыгнул от громогласного:
— Мама!
— Мам! Смотри! У меня с лошадью!
— А у меня со снеговиком! Круто да?
— Да, мам, скажи, как круто?
Двое мальчишек, бежащие к Даяне и кричащие на перебой это волшебное зачарованное слово «мама». А она, абсолютно забыв о нас, присаживается перед ними и, клянусь, одновременно берет шары в обе руки. Она рассматривает их с интересом, крутя по очереди на очень короткое время сначала одну ёлочную игрушку, а затем другую, чтобы после детального рассмотрения воскликнуть:
— Они оба одинаково прекрасны! — Даяна треплет мальчишек по голове тоже одновременно, а затем целует их в раскрасневшиеся пухлые щеки. И только после поворачивается к нам, — Это Данил и Кирилл. — И ее голос трепещет от радости.
Сзади шагает мужчина. Он подходит к семейству, чтобы поцеловать в макушку свою, вероятно, жену. Потому
