вообще всё ещё чувствую себя какой-то игрушкой, пусть и теперь, вроде как с ним на ровне.
В любом случае, мне жаль также и от того, что я с тобой не смогу повидаться за Границей Смерти. С тех пор, как мы заделали Шов, пространство за ним стало вовсе неизвестно. Путешествия туда более невозможны. К сожалению. В любом случае, я храню нашу фотографию, вытащенную из твоих воспоминаний. Иногда вот так пишу тебе письма. Письма в никуда.
Надеюсь, что ты счастлив и там, где бы ты сейчас ни был. А я… а я опять не допишу самые важные слова.
Вечно твой друг,
Феликс
Дополнение — Книга Феликса
Дополнительный материал к книге, представляющий сборник стихов за авторством Феликса. Достался мне случайно, в качестве маленькой, прожелтевшей тетрадки. На обложке от руки написано посвящение "Йозефу, Марии и Мартину".
Niemo
Тёмный сын бесконечной вселенной:
Малый атом основ мироздания.
Расщепление подобно признанью
Единицы малоразмерной.
Тёмный вечер скрывает желание
Быть для этого мира хоть кем-то.
Весь талант поглотила та лента,
Искажавшая юных сознание.
За таланты вздымается рента:
Столь жестокое вечное чаяние,
Что порою есть только отчаяние
Бога близкого ассистента.
И порою есть только венчание
С безразличием монумента.
Лучше слова, порою, молчание.
Пониманье сильней аргумента.
И пускай таково окончание
Всего общества аугмента.
Я пронёс уж своё наказание.
Оплатил за тела аренду.
Jozef
Мой товарищ! Мой милый друг Йозеф!
Я едва подбираю слова,
Чтоб сказать, что так гложет меня,
Прорастая в мозге, как роза!
Нас так много носила земля
От Сибири трескучих морозов,
До жары, что по лету Москва,
Обрушает на головы росов.
И мы многое видели оба:
Как сидит на нас царская роба,
Как снимают ошейник раба
И как целят-стреляют царя.
И ты груб от видений тех трудных,
И ты снова сделаешь коня,
Чтоб под строем тех всадников судных,
Кровью мылась планета Земля.
Я на это смотрю и так мило,
Происходит людская возня,
Под копытами той новой силы,
Что являем теперь ты и я.
Rogaty Bog
Кого ты видишь пред собою?
Кого ты в зеркале хранишь?
Кто разрезает ночи тишь,
Бродя под демонов конвоем?
Кто в темноте тихонько воет?
Чьи лапы, как паучьи спицы,
Сплетают тебе маски-лица
Крайне обманчивого кроя?
Чей шёпот лижет тебе ухо?
Кого скрываешь, пряча в брюхо?
Кто есть причина грязных слухов?
Что оправдаешь слабым духом?
Не думаешь, что все тут знают,
Про твою маленькую тайну?
И пусть сейчас не ночь Самайна,
Но всем видна твоя душа.
Точнее тот, кто в твоей тени.
Кем проклят ты в сей Судный день, и,
Вот тут без лишних отступлений:
Тебе бы с ним побыть смиренней.
Krolewicz
Сладкий огненный принц,
Поцелуем напомнит кизил
И слезами наполнит кувшин.
Ты не видишь истинных лиц?
Между вами уж нету границ:
Он тебе до безумия мил.
Сладкий огненный принц,
Поцелуем напомнит кизил.
И под ловкостью дьявольских спиц,
Нить судьбы вьётся в сомнище вил.
Вьётся дурочка, выбьясь из сил,
Не узнав, с кем он падает ниц.
Не узнав, сколько нужно чернил
На стихи. Он прочтёт пару первых страниц
И слезами наполнит кувшин.
Ты не видишь истинных лиц.
Ты не видишь, сколь хитр тот лис.
И сколь прост он в подобьи мужчин,
Уподобя желание статься простым.
Доставай же скорей чистый лист!
Ludzie
Духи предков взирают пытливо,
Расплавляется время как олово.
Как пришло тебе только в голову,
Что ты станешь когда-то счастливым?
Ты от водки синеешь, как слива,
Иль от курева выхаркнешь пороха.
Ты трясёшься от одного шороха,
И от пули, что в этот раз мимо.
И ты мнишь, что наследник ты Рима,
Иль империй, что были древней,
Но ты сын столь глухих деревень,
Что и гордость становится милой.
Обезьяной рождён "царь зверей"
И рабом городских суеверий.
Ты живёшь на просторах киммерий.
Как умрёшь? Разнесёт суховей.
Towarzysz
Я читал тебе Хлебникова вечером
И вязкой патокой засохло время.
Наше болезненное племя
Лишь только Ладомир подлечивал.
И строки быстрым гомоном неслись.
Родной язык казался прозой покалеченным.
Но, кажется, с ним сделать, в общем, нечего,
Из слов точила мускусная слизь.
Из слов тут возводили замок
И шпиль его ушёл куда-то ввысь.
Мы боремся с осадой душных рамок,
Но почему-то снова им сдались.
И тело исказил узор из ранок,
И в черепе волчица заскреблась.
Что нам все козни умных самок,
Когда взратала наша власть?
Пока нож сух, не разевал бы пасть.
И что, что в этом городе одни?
Пока горят здесь яркие костры,
Я буду жечь и танцеваться всласть.
Пока горят огни Москвы,
Пока Парижа улицы краснеют,
Пока кроваво знамя веет,
Я верю в мёртвые мечты!
Trutka
Терпкая полынь и тёмный вечер.
Я лежал. Кровавый апельсин
Сиротливо кровью тёк, как сын
Богов, что в битве покалечен.
Волкобоя вкус на языке,
Чтоб проверить где пределы сил.
Оборотень кается в грехе.
Оборотень сам себе не мил.
Все дороги также идут в Рим,
Ну а я всё также в лес петляю.
Ты скажи мне, милый серафим,
Встречу я того, кто меня знает?
В моём мире есть только полынь
Из родного северного края,
Что меня прекрасно понимает,
Что она мне — этот чёртов мир.
Я как яд, её в себя впитаю.
Я сотру ей все черты лица.
Чтобы снова не дожить до мая.
Чтобы снова отравлять сердца.
Przyjaciel
Воля к власти. Красные слова.
Расплачусь хвалёными деньгами,
Чтобы вновь поставить у стола
Томик тех, кого сочту друзьями.
Пусть они всё скажут за меня.
Ибо я наполнен
