пчел золотых
Над цветами летают,
Собирая нектар там и тут…
Сотни птичек
По веткам деревьев порхают
И плоды золотые клюют!
Разглядывая персиковое дерево, он с невинным видом спросил:
– Почему на этом дереве есть и красные и зеленые персики? Чем это объясняется?
– Не будь на небе двух сил – Инь и Ян, – отвечала ему дева-оборотень, – Солнце и Луна не светили бы нам; не будь на Земле Инь и Ян – не росли бы ни деревья, ни травы; не будь Инь и Ян среди людей – они не разделялись бы на мужчин и женщин. Те плоды, что обращены к солнцу, поспевают скорее, потому что солнышко, обладатель великой силы Ян, греет их своими лучами, оттого они и красные; а на северной стороне, где солнышка не бывает, плоды еще незрелые, а потому зеленые. Таков уж закон сил природы: Инь и Ян!
– Спасибо тебе, что вразумила меня, – отвечал Танский монах. – Я, право, не знал этого!
С этими словами он подошел к дереву, протянул руку к красному персику и сорвал его. Дева тоже сорвала персик, но зеленый. Изогнувшись в поклоне, Сюань-цзан обеими руками поднес деве персик и произнес:
– Владычица! Ты любишь яркие цвета60, вот и скушай, пожалуйста, этот румяный персик! А зеленый дай мне!
Дева-оборотень сразу же согласилась, подумав про себя: «Ах, какой милый монах! Вот уж поистине праведник! Еще не стал моим супругом, а уже так заботлив ко мне!»
Радостная и довольная, она уважила просьбу Танского монаха и поблагодарила его. Сюань-цзан принял у нее зеленый персик и сразу же начал его есть. Дева последовала его примеру. Она раскрыла свой алый ротик, блеснули белоснежные зубки. Но не успела она поднести персик ко рту, как Сунь У-кун, который вообще отличался нетерпеливостью, перекувыркнулся и мигом проскочил ей в горло, а оттуда прямо в живот. Дева-оборотень перепугалась и кинулась к Танскому монаху.
– Наставник! Какой злой персик! – в ужасе воскликнула она. – Проскочил целиком, не позволив мне даже надкусить его! Как же это получилось?
– Наверное, тебе самой не терпелось скушать только что созревший спелый плод, вот ты и проглотила его, – объяснил Сюань-цзан.
– Я даже косточку не успела выплюнуть! Он сам пролез мне в горло! – жаловалась дева.
– Да что ты! – успокаивал ее Танский монах. – Просто тебе так понравился этот персик, что ты на радостях не выплюнула косточки и целиком проглотила его!
Тем временем Сунь У-кун, пробравшийся в живот к деве, принял свой настоящий облик и стал звать Танского монаха.
– Наставник! – кричал он. – Не говори с ней! Теперь она в моих руках!
– Братец мой, – жалостливо отозвался Танский монах, – не будь очень жесток с ней, не терзай ее!
– С кем это ты переговариваешься? – встревожилась дева.
– Со своим учеником Сунь У-куном, – ответил он.
– А где он, этот Сунь У-кун? – продолжала расспрашивать дева.
– У тебя в животе! Неужто ты не понимаешь, что персик, который ты только что проглотила, как раз и есть он сам!
От этих слов дева-оборотень совсем растерялась.
– Все кончено! Все кончено! – восклицала она. – Смерть моя пришла, раз эта обезьянья морда пролезла в мою утробу! Сунь У-кун! – крикнула она. – Скажи мне, зачем ты пробрался ко мне в утробу?
– Да просто так, – злобно ответил ей Сунь У-кун. – Я съем твои легкие и печенку, твое сердце с семью отверстиями и тремя ворсинками, переберу все твое нутро, и получится из тебя пустой, как барабан, оборотень.
От этих слов дева пришла в такой ужас, что чуть было не лишилась чувств. Она обняла Танского монаха и, дрожа от страха, стала причитать:
– О дорогой наставник! Послушай, что я скажу тебе:
В прошедшем бытии
Нам накрепко связали
«Шнурами красными»61
И судьбы и труды.
Как нам в разлуке быть?
Нет тяжелей печали!
Так рыба жить
Не может без воды.
Разрушена любовь
У нас двоих отныне:
Ты будешь одинок,
Я буду жить в пустыне.
Под «Голубым мостом»62
Река разбушевалась,
Мост залила, и нам
К молельне не пройти.
Развеян фимиам…
Увы, какая жалость,
Что разошлись у нас
Заветные пути!
Пророчил счастье день,
Но он без свадьбы прожит.
А встретимся ль еще когда-нибудь?
Быть может!
Сунь У-кун слышал ее жалобные причитанья и боялся, как бы наставник по своему мягкосердечию не разжалобился и не поддался на обман ведьмы. Он начал размахивать кулаками и колотить ногами, распирая внутренности ведьмы в разные стороны. Изнемогая от боли, дева-оборотень повалилась прямо в пыль и больше не могла вымолвить ни словечка. Сунь У-кун подумал, что она околела, и прекратил свои упражнения. Однако дева очнулась и стала кричать:
– Эй, слуги! Где вы?
Слуги и служанки, которые сопровождали свою хозяйку до ворот сада, оставили ее с Танским монахом, а сами разбрелись в разные стороны и принялись забавляться кому как вздумается: кто собирал цветы, кто травы, лишь бы не мешать любовным утехам девы-оборотня.
Услышав истошные крики хозяйки, слуги со всех ног бросились к ней и увидели ее лежащей на земле, с перекосившимся от нестерпимой боли лицом. Она силилась подняться на ноги, ползая на четвереньках. Подбежав к своей госпоже, слуги поспешно подхватили ее под руки и подняли.
– Сударыня! Госпожа наша! – забеспокоились они. – Что с тобой? Где у тебя болит? Не сердце ли?
– Нет! Нет! Нет! – с трудом вымолвила дева-оборотень. – Не спрашивайте меня ни о чем. У меня в животе сидит бес. Живо проводите монаха отсюда, тогда меня пощадят!
Слуги обступили Танского монаха и хотели понести его на руках.
Но Сунь У-кун закричал:
– Это еще что? Кто смеет нести на руках моего учителя?! Я требую, чтобы ты сама вынесла его на волю, тогда только я пощажу тебя!
Дева-оборотень послушалась Сунь У-куна. Она встряхнулась, взвалила Танского монаха себе на спину и быстрыми шагами направилась к выходу.
– Госпожа! Ты куда? – спрашивали слуги, еле поспевая за ней.
– Сейчас я вынесу вон этого негодяя, – ответила им дева, – а себе поищу другого в мужья. Недаром говорят: «Лишь бы пять озер да луна оставались на месте. Тогда в них всегда будет отражение золотого серпа!»
Ну и оборотень! Вы бы видели, как ловко он поднялся вверх по сияющему лучу прямо к выходу. Но вот послышался громкий звон оружия.
– Братец! –
