она глупая и ведет себя легкомысленно, особенно в отношении всяких там летчиков и прочих военных чинов.
Я смеялась так, что живот заныл.
— Грау, хватит цепляться к летчикам, у них опасная профессия, почти как у тех, кто служит на подводных лодках. Не то что вы - пехота… Хотя вас тоже стоит пожалеть, особенно младших офицеров, как ты сам, вам надо быть во главе отряда, вести за собой, ну, мне так представляется, судя по некоторым фильмам.
— Да уж… меня бы убили в первом бою, впрочем, так оно и вышло! - сердито пробурчал он.
Мне остро захотелось сменить тему.
— Отто, а кто были твои предки?
Грау немедленно «клюнул», у него даже загорелись глаза, он засиял и горделиво приосанился.
— Мои предки по линии отца…
"Ну, сейчас начнется, сплошные бароны, ну, если Мюнхгаузены, я бы еще поверила".
— Мои предки издавна населяли берега Рейна…
— И давали достойный отпор наглым римлянам! Грау, случайно, не твои родственники заманили в Тевтобургский лес аж целых три легиона под командованием некоего Вара и жестоко их там перебили. Германцами руководил Арминий, он тебе, часом, не родня? Вот было бы круто!
— Опять издеваешься? - вспыхнул Отто. - Не буду ничего тебе говорить! А про твоих предков даже и спрашивать не интересно, какие-нибудь русские крестьяне-рабы.
Я задумалась. Нет, кажется, крепостных у нас в роду не было, сплошь вольные хлебопашцы, что пришли в Сибирь за большой землей. Жалко, я не могу проследить историю своей семьи в далекую древность, ну, бабушки, прабабушки, собственно все. Жаль. Отто здорово меня уязвил, сам-то он, наверно, знал своих родственников до шестого колена или еще дальше. Чем бы его задеть… Ага!
— Моя прабабушка была колдунья. Она научила меня некоторым штукам, например, я могу сделать так, что ты влюбишься в меня без памяти и не сможешь ни есть, ни пить, исстрадаешься и зачахнешь. Вот теперь бойся, Грау, я такое могу с тобой сделать...
Он только фыркнул презрительно, но в глазах мелькнуло что-то вроде опасения. А потом Отто задумался на пару минут и ответил уже серьезно:
— С этим нельзя шутить, Ася. Колдовство - великая вещь, ты же не знаешь, что мой дедушка Михель Грау был потомственный колдун и свел с ума немало пригожих девиц. Перед смертью он призвал к себе единственного внука, то есть меня, и передал много своих секретов. Так что я даже не знаю, кому из нас надо бояться больше.
— Хм… ты нарочно, да? Я всегда знала, что ты хитрый и изворотливый тип, но у тебя, оказывается, еще и развитое воображение. Кстати, Грау, а ты слышал сказку о… погоди, сейчас я выговорю медленно, чтобы не сбиться, очень сложное слово… Румпень… стой, не смейся… да, подожди же, Отто, я сейчас скажу до конца! Румпельтих… ужас… ну, ты меня понял? Братья Гримм, страшная история! Но не про Рюбецаля, который репу в поле считал и проворонил невесту.
— Румпельштильцхен! Его у нас знает каждый ребенок. Я его тоже немного боялся в детстве.
— Наравне с крысами? - ехидно прошептала я.
— Зря я тебе тогда сказал про себя! - Грау раздосадованно взъерошил пятерней светлую шевелюру. - Ты готова посмеяться надо всем. Значит, точно выздоравливаешь, пошли наверх, я тебе кое-что покажу…
— Нет, нет, у меня голова закружится на лестнице! - капризничала я, не желая покидать свое привычное убежище из одеял.
— Отнесу тебя на руках, но сначала Франца, он мне здорово помогал все эти дни, без него бы я не успел. Мы покажем тебе вместе. Жди здесь, я скоро вернусь за тобой.
Едва он скрылся за двери, как я вскочила и переоделась, меня немного пошатывало, но валяться в кровати уже надоело, и вдобавок мучило любопытство, что же они там такое устроили на чердаке. И, конечно, ни о каких «дружеских ручках» не могло быть и речи, я в состоянии сама взобраться на чердак.
А там… Во всю стену был нарисован огромный корабль, причем корма была скрыта за столом, а все свободное пространство занимали именно паруса именно алого цвета. У меня даже дух захватило от этой яркой картины. На чердаке было настежь открыто окно, но все еще сохранялся запах краски. Через пару дней исчезнет совсем.
— Ну, ребята, вы даете… Франц, мое сокровище, и ты рисовал? Умничка ты моя, как я тебя люблю, спасибо!
Я присела к мальчику, который, сидя на полу, докрашивал снизу под окном синие кудрявые волны. Кажется, рядом был еще контур утеса, завтра он непременно будет готов в цвете.
— А это специально для Лорелеи, да?
Франц смущенно кивал белой головкой, вызывая у меня новый прилив нежности. Хрипловатый голос Отто вдруг резко привлек мое внимание.
— А меня будешь благодарить? Я бы тоже не отказался от парочки поцелуев.
Мне не особенно хотелось одаривать его нежностями, но я сдержанно чмокнула Грау в щеку, досадуя на то, как быстро забилось мое сердце, неужели у нас уже в порядке вещей такие вот милые «обнимашки» и поцелуйчики, как-то запросто и легко, подозрительно легко. Мне тут же захотелось добавить пару ложек дегтя и немного притушить радость дерзкого парня.
— А что это за распятие в центре? Мачта такая? Не похоже... Уж очень бросается в глаза. И перекладина чересчур большая, где ты видел такие корабли?
— Это будет мой собственный крест! Вот смотри.
Грау встал спиной вплотную к стене, на которой был нарисован корабль и раскинул руки в стороны. Потом он сделал страдальческое выражение лица, запрокинул голову и процедил сквозь стиснутые зубы:
— Ну, тащи же скорее гвозди и молоток. Не сомневаюсь, что именно ты поднесешь губку с уксусом, если стану молить о воде.
— Зачем уж ты так… разве я совсем изверг...
Мне стало стыдно. Очень стыдно. Они ведь старались, хотели меня порадовать, от грустных мыслей отвлечь. Отто рисовал несколько дней, будто ему больше нечем заняться, и вообще здорово изменился в последнее время. Я не видела сейчас, чтобы он курил, наверно, делал это тайком. И стал гораздо лучше общаться с Францем.
Ребята подружились, пока я хворала и даже вместе прибирали этот чердак для меня. А совместный творческий труд еще как сближает. А я только подсмеиваюсь и дурачусь - глупо, Ася Владимировна, в ваши-то зрелые годы…
Я не перенесла укоров совести и сделала еще одну дурацкую вещь, а именно,
