надо выполнять, а что не надо, являлось верхом идиотизма. Ладно там давать аналитику или же просто высказывать своё мнение вслух — подобное как раз даже поощрялось умными людьми. Но не указывать! Ни в коем случае! Альфа-хищники, забравшиеся на самый верх пищевой цепочки, такого отношения к своим персонам уж точно не прощали. Не прощали и карали наглецов, позволивших себе «повысить на них голос». Сойти же нечто подобное с рук могло лишь человеку, обладающему должным прикрытием на самом верху. В противном случае у такого смельчака, непременно, обязаны были бы позвякивать в районе паха ажно титановые тестикулы. Ну, или у «наглеца» имелось непреодолимое желание, чтобы его впоследствии макнули моськой в грязь, дабы показать, где его место. Что Геркану так-то и требовалось. И нет, мазохистом или дураком он не являлся.
Вступая в некую конфронтацию с Кагановичами и иже с ними, Александр очень сильно рассчитывал, что находящийся ныне далеко от столицы Сталин его как раз не станет прикрывать и в целях заглаживания образовавшейся вины за излишне самоуверенное поведение, пошлют его проветриться куда подальше. Например, опять в Испанию, откуда поднимать волну и заставлять столь уважаемых людей не просто степенно работать, а вкалывать до состояния вываливания языка на плечо, виделось бы для него совершенно невозможным делом. Да и потенциальное понижение в должности со второго человека в АБТУ до заместителя комдива по технической части обязано было подействовать на «потерявшего всякие берега краскома» отрезвляюще, дабы к нему пришло понимание, чего творить и говорить можно, а чего категорически нельзя. Благо желающих примерить его место под свою пятую точку имелось предостаточно, и были это всё отнюдь не простые люди, а люди со связями. В общем, Геркан специально нарывался на скандал, чтобы впоследствии заполучить возможность «погибнуть смертью храбрых» на чужбине и после вернуться за своей семьей уже миллионером и владельцем личного гидроплана, поскольку именно такой шаг виделся ему куда более реализуемым и надежным, нежели попытка прорваться в Румынию на угнанном Ш-2.
Естественно, на этом совещание не подошло к своему завершению. То были озвучены лишь самые общие черты, к которым АБТУ предлагало стремиться. В последующие же три часа шло жаркое обсуждение, в течение которого одни аргументы разбивались в пух и прах, иные приводились, как альтернатива. Распределялись планы производства по заводам хотя бы на 1938-й год, с указанием обязательного перехода на коническую бортовую и башенную броню для Т-26. С Т-111 пока спешить не стали, решив дождаться окончания полноценных испытаний данной машины с новым дизельным двигателем. Зато, вопреки опасениям Александра, никто не стал возражать против разработки боевой техники на агрегатах ЗИС-101. Все приняли идею создания мобилизационного плана перехода конвейерной линии, где производились правительственные лимузины, на военные рельсы, как должное. А вот с вопросом вооружения опять все закусились. Уж больно эта тема оказалась болезненна для многих из присутствующих.
— Товарищ Ворошилов, как бы вам понятней объяснить? Мы ведь не просто так в своё время отказались от бортовых станковых пулеметов на танках, введя вместо них пистолет-пулемет, — несколько потеряно оглядел кабинет Александр, силясь найти в окружающем пространстве хоть какую-нибудь подсказку. Он и так сегодня явно нажил себе недоброжелателей в лице раскрасневшегося и пучащего глаза наркома оборонной промышленности и его куда более спокойного брата, так теперь еще и «старый кавалерист» вдруг вспомнил про тачанки. Точнее, про жизненную необходимость ведения танками пулеметного огня назад по ходу движения. Естественно, без поворота башни. В общем, про кормовой пулемет. И ладно бы просто брякнул это и забыл. Так нет же, принялся про́стаки требовать обязательной установки подобного вооружения на каждом новом танке! Ну, никак не мог он не внести рационализаторское предложение от себя лично! Так сказать, чтобы танкисты точно знали — то Ворошилов предложил! — Позвольте, я составлю стулья так, чтобы получилось внутреннее пространство башни? Полагаю, так выйдет нагляднее.
— Делайте, товарищ Геркан, — устало махнул рукой Климент Ефремович. По одному выражению лица заместителя Озерова, он понял, что сморозил нечто некорректное. Уж больно часто наблюдал он подобное же выражение у покойного Тухачевского, когда тот, в ответ на его «ценные предложения», сыпал издевками насчет слабой компетентности наркома в делах военной науки.
— Вот, как-то так, — согнав практически всех со своих мест, Александр, для сохранения хотя бы видимости порядочности извинившись, состроил из четырех человек казенную часть танковой пушки, после чего обставил получившуюся «композицию» стульями таким образом, чтобы вышел овал смотрящий сидушками наружу. — Я, конечно, не Борис Андреевич Бабочкин[2] и картошки у нас тут с вами нет, но, полагаю, тоже выйдет показательно, — сделал он отсылку к одному из эпизодов фильма «Чапаев», в котором главный герой с использованием корнеплодов пояснял тактику действия командира в бою. — Прошу, товарищи! — отодвинув в сторону один из стульев, он указал рукой на появившийся проем. — Кто желает примерить на себя роль наводчика танка Т-26?
— Я желаю, — к удивлению всех, тут же отозвался Ворошилов и, поднявшись со своего председательского места во главе стола, направился к импровизированному макету танковой башни.
— Отлично! Прошу встать вот сюда, товарищ нарком! — чуть ли не за руку заведя «добровольца» внутрь «башни», заставил Александр втиснуться того в не сильно ёмкое пространство. Во всяком случае, присев на подставленный ему сидушкой стул, он своими плечами намертво уперся, как в спинку этого самого стула, так и в тело оказавшегося ближе всего к нему Озерова отыгрывавшего роль казенной части орудия. — У нас еще вакантно место командира танка! Прошу товарищи, не стесняемся! — Точно так же впихнув на место справа от «орудия» вызвавшегося Кулика, он сам пролез к кормовую часть башни. — Ну а я отыграю роль танковой радиостанции! — Расставив руки в стороны так, чтобы надежно занять объемом своего тела всю «нишу башни», он вновь обратился к главе РККА. — Товарищ Ворошилов, вот так мы, танкисты, ощущаем себя внутри башни. Вы, чтобы всё прочувствовать, попытайтесь сейчас развернуться ко мне лицом, дабы постараться воспользоваться кормовым пулеметом. Только стул, чур, не двигать и на ноги для разворота не вставать. Вертеться дозволяется только на сидушке. А моя левая рука пусть побудет для вас ствольной коробкой означенного пулемета. — С этими словами он выставил свою руку так, что та практически уткнулась сжатым кулаком в ухо принявшегося ерзать на своем месте наркома.
— Доходчиво, — выдохнул устало «наводчик». В конечном итоге все же ухитрившись развернуться, но лишь благодаря тому,
