кто-то, в основном молодняк, бездумно спускает, наживая проблемы. Приводы, дебоши, превышения – такие вопросы решаются сообща. И если ты член стаи, оттягиваться в конце недели тоже будешь вместе со всеми. Правда, степень распущенности такого досуга устанавливаешь уже сам, но с жёнами это в любом случае не обсуждается.
Рада кивает, отводя глаза. Ревнует. Мадеев не святой, да и я никогда не был праведником, но то раньше, до того как появились "мы". Надеюсь, она понимает.
– Иди, – тихо шепчет жена, разливая тепло своего поцелуя от макушки до самых ступней. Вспоминать смешно, как когда-то боялся этих ощущений. Будто целую вечность назад.
– Иду, – отзываюсь скользя кончиком носа по бархатной коже её предплечья до самого локтя. После чего касаюсь коротким поцелуем пульсирующей на сгибе венки и нехотя поднимаюсь со стула. – Постараюсь управиться быстро, но Жека и поход по врачам... Сама понимаешь. Он явно пошёл не в мать.
* * *
Быстро не получилось. Я ему слово – он в ответ целое сочинение, с матерными оборотами и абсолютно дикими, не поддающимися логике доводами. Тем не менее, дело сделано: завтра Жека отвезёт жену к врачу. Последняя попытка как он клятвенно заверил. Посмотрим. По крайней мере, что мог сделать для его семьи, я сделал, дальше вся надежда на провидение.
Время глубоко за полночь. Меня слегка шатает от выпитого, но прежде, чем рухнуть к Раде под бочок, всё же заглядываю в детскую.
Спят, птенчики, – улыбаюсь сквозь плотнеющую пелену сонливости. – Целовать их сегодня не буду. Не хочу дышать перегаром. Запоздало уловив вибрацию в кармане джинсов, пулей выскакиваю из комнаты. Кому я мог понадобиться среди ночи? Да ещё чтоб так трезвонить настойчиво. Решение отключить телефон, отменяется сразу же – мама.
– Да, – произношу мгновенно трезвея, потому что родные с хорошими новостями среди ночи не звонят.
Так и есть.
– Сынок, – задушенным всхлипом сквозь помехи. – Отец умирает. Приезжай. Я одна не справлюсь.
– Мам... Чёрт. Я немного не в форме. Дай мне пару часов. На рассвете выезжаю. Хорошо? Давид с тобой?
– Со мной, не беспокойся. Сильно не гони, успеешь. Врачи дают около недели.
Выйти покурить, твердит мне кто-то на ухо в такт сердцебиению, но сила воли удерживает на месте, несмотря на лежащие в прихожей полпачки сигарет, забытые Зарой. Бросил, так и нечего начинать. Переживу. Не по себе, конечно, впервые придётся оставить семью на такой длительный срок. Кто-то должен остаться дома. Подготовить всё к похоронам.
Хотя странно, – задумываюсь, стоя под душем, – я ведь привык винить отца во всех наших бедах. Побои, грубость, пренебрежение. Навязчивая тяга к финансовой независимости, которая в своё время связала нас с Радой, с целью спасти мать из его лап. Затем категорический отказ переехать в другой город, когда мне удалось обеспечить ей сносную жизнь вдали от отцовской тирании. Я был более чем уверен, что он маму попросту запугал. Чего я не ожидал, так это её слёз, на его смертном одре. И своих...
Гаджо* – (цыг.) не цыган
Бонус. Часть 3
Рада
Птичий щебет, разлившийся по аллеям парка прилегающего к детскому садику, оглушает. Правда сейчас, когда к нему не примешиваются голоса неугомонных двойняшек, он кажется не таким жизнерадостным, но я всё равно от души наслаждаюсь ранней весной. Торопиться мне особо некуда: Драгош ещё на рассвете уехал на юг к отцу, Жека взял на себя руководство по подготовке и обустройству "усыпальницы" достойной статуса главы клана Золотарёвых, дети перепоручены воспитательнице. Непривычно и муторно возвращаться в пустой дом, зная, что до самого вечера никто не нарушит его тишины, не заскочит на обед, не обнимет. Первый день без мужа, а я уже адски скучаю.
– Рада!
Надо же, столько лет не вспоминала, но этот голос мгновенно стегнул узнаванием – Пашка. И там, глубоко под слоем обретённой гармонии сразу же вскрылись старые рубцы, пробуждая вколоченный им же рефлекс бежать как можно дальше, ибо ничего хорошего встреча с Князевым сулить не может. Годами не виделись и на тебе. Откуда только взялся?
– Обороты сбавь, говорю. Куда чухнула? Не узнала что ли?
– Вот именно, что узнала, – бурчу нагло пристроившемуся сбоку недоразумению.
– А я в садик своих спиногрызов отвёл, смотрю за ворота выходишь. Издалека не разобрать ты – не ты. Дай, думаю, проверю.
– Проверил?! – резко остановившись, поворачиваюсь к нему. Напрасно, конечно. Дерзкий взгляд из-под чёлки будто отматывает вспять ленту времени, вплоть до той злополучной ночи, стоившей мне шесть лет назад столько боли и слёз. Не изменился, подлец. Вот ни капли! Те же юношеская расхлябанность в одежде, вызывающая усмешка и действующая на нервы манера становится недопустимо близко, наплевав на личное пространство. Даже духи не сменил – хвойные, резкие как освежитель для туалета. А ведь когда-то они мне нравились. Всё нравилось, что было как-либо связано с ним. Воспоминания садистски прошибают ознобом: непрошенные, яркие, светлые, горькие, где веет мечтами и ранит их же осколками. И обида забитая временем в самую глубь, расплавленным оловом вскипает в аорте. Сил нет смотреть в глаза его льдистые, жалко себя тогдашнюю, до нелепости наивную, влюблённую в эту тщеславную сволочь. – Проверил? – Повторяю значительно тише, с трудом выталкивая воздух, прильнувший к горячему нёбу. – Да это, я. Теперь можешь дальше идти куда шёл. Я тороплюсь.
– Да ла-а-адно... – тянет он иронично сквозь короткий смешок. – Столько воды утекло, а ты всё ещё дуешься. Я же как лучше хотел и в тот раз и после, когда позволил твоему бабуину намять себе бока. Боялся, что он, лёжа в больничке, сопрёт всё что можно, и ты потом надорвёшься передачки таскать.
По себе судишь? – чуть не срывается едким вопросом, но мне хватает ума и силы воли вовремя прикусить язык. Буду последней дурой, если позволю втянуть себя в разговор. Нет, я не дам ему вновь смешать меня с грязью. Слишком много времени и сил ушло на реанимацию самоуважения. Крупицами склеивала, пылинками из-под его подошвы. Поэтому к чёрту всё, пусть мелет, что угодно – решаю, возобновляя путь. Столкнувшись с индифферентностью, он скорее отстанет, чем получив возможность ухватиться за диалог.
Однако это был бы не Князев, упрямец сказочных масштабов, не продолжи он гнуть своё.
– Нет, ты не подумай, – заверяет Паша, в два шага обгоняя меня и продолжая
