разрослись. Киоко расправила их – мышцы привычно напряглись – и взмахнула, отрываясь от земли. Ветер подхватил её и понёс в сторону острова.
Она ещё очень плохо летала. Сейчас воздушный поток был попутным – в этом она убедилась заранее, – а вот если бы пришлось сражаться со встречным ветром, то ничего бы не вышло. Взлетать слишком высоко Киоко тоже пока не решалась. Высота своего роста казалась уже достаточно большой, чтобы падение было не терпимым, а неприятным.
Осторожно огибая деревья и стараясь не задевать кусты, Киоко подлетела к озеру, в несколько взмахов и рывков на грани отчаяния добралась до острова и тут же плюхнулась на траву, не заботясь о мягкой посадке. Она бы очень хотела сейчас выглядеть изящной крылатой воительницей, но знала, что похожа скорее на оглушённого птенца, волей судьбы выброшенного из гнезда.
– Это изумительно! – Иоши перешёл по камням и опустился рядом.
Киоко мысленно поблагодарила его за то, что он не подал ей руку, чтобы помочь подняться. Изумительно, а как же. Но за этим она здесь – упражняться. Раз уж Иоши её всюду сопровождает, она решила не оставлять его как раньше, в саду, где он не смог бы её видеть.
– Мне предстоит много работы. Хотэку должен был научить меня летать, но в додзё это почти невозможно, а выйти и показаться другим он не может. Вот и приходится разбираться самой.
– Если я могу чем-то помочь – только скажите, – его глаза лучились восторгом и преданностью. Киоко всё ещё было неловко принимать такое проявление чувств, но стоило вспомнить ту лавину, что захлестнула её при первом неосторожном касании, и она отбрасывала все сомнения. Он не играет. И она не будет.
– Помочь – вряд ли, но ваше общество будет очень кстати.
Иоши с готовностью вскочил, и она поднялась вслед за ним.
Киоко упражнялась несколько часов, и они чуть не пропустили завтрак. К концу занятия она уже могла взлетать достаточно высоко, чтобы опуститься на дерево, – труднее всего было не задевать ветки крыльями, – и планировать вниз, чтобы мягко приземляться на ноги. В целом она осталась довольна своими успехами, хотя стоило избавиться от крыльев, как спина заныла, а руки стали ватными. Она потратила много сил и теперь просто надеялась, что у Кацу-сэнсэя ей удастся отдохнуть.
– Иоши, – устало протянула она, когда они возвращались ко дворцу Лазурных покоев, – ведь учитель стратегии не даёт телесных упражнений?
Иоши усмехнулся.
– Не даёт, не волнуйтесь. Если позволите, я могу помочь с тем, чтобы потом размять мышцы.
– Я уже знаю, что помогает чай и ванна, но на это не будет времени. После завтрака мне нужно в школу, после обеда – в додзё. В горячей воде и полежать некогда…
– Нет, я имел в виду руками размять. Меня отец научил. Так что…
– А…
С одной стороны, Киоко сделала бы что угодно, чтобы справиться с болью в мышцах, с другой – позволять ему разминать её спину было совершенно недопустимо, ещё более недопустимо, чем то, что было с Хотэку…
– Я понимаю ваши сомнения. Я не имел в виду себя, но я мог бы научить Каю или кого-то ещё из ваших служанок.
Киоко облегчённо выдохнула.
– Да, это было бы просто чудесно. Спасибо, Иоши, – они остановились у входа. – За наше занятие, за всё. Я передам Кае твои слова, она выйдет к тебе.
Он поклонился, и Киоко скрылась во дворце.
За завтраком Киоко молча наблюдала, как отец без аппетита ковыряет еду. Её тревожило его состояние, но заговорить она не решалась. Молчание было тягостным, но никто не имел права нарушать тишину, если сам император не соизволит заговорить. А он так и не проронил ни слова, уйдя раньше, чем Киоко закончила завтрак.
Она вышла из обеденного зала встревоженной, но, встретив Каю, отвлеклась на более насущные заботы.
– Кая, у нас неприятность, – принцесса повернулась спиной и показала ей рваный край разреза, который старательно украшали вышивкой, изображающей волны на синем кимоно.
– Порвалось? Да как же? Мерки были точными!
– Точными, но мы не учли, что крылья – не руки, которые легко вдеть в рукава, – Киоко направилась к спальне. – Принеси новую одежду. Сейчас я должна идти на урок, и мне не хотелось бы появляться на первом же занятии в неподобающем виде.
– Да, Киоко-химэ, – Кая поклонилась и заторопилась прочь, а Киоко вошла в спальню, где до сих пор дремала Норико.
– Ты ещё не вставала? – принцесса прикрыла за собой дверь.
Норико невнятно пробурчала что-то и ткнулась носом в лапы, поглубже зарываясь мордочкой в шерсть. Это напомнило Киоко отца.
– И что сегодня со всеми… Император тоже завтракал без настроения, почти ничего не съел. Тут ты лежишь. Что случилось? – она почесала кошку между ушами, и та невольно заурчала.
– Всё пр-р-рекрасно, пр-р-росто отдыхаю, – не поднимая морды, ответила она.
– Я вижу, – Киоко ещё немного посидела, почёсывая Норико, а когда пришла Кая, начала переодеваться.
Пока служанка помогала ей с новым нарядом, Киоко пыталась придумать, как сделать одежду более удобной для превращений, но ничего не шло в голову. В конце концов она предоставила Кае решать эту головоломку, а заодно поручила служанке обязательно сходить к Иоши или отправить к нему Суми, уточнив, что в ближайшее время он будет у школы.
* * *
Киоко-химэ выглядела слишком красивой для школы самураев. Эти стены никогда не видели ничего подобного. Стенам сегодня очень повезло. Иоши поклонился ей и пошёл впереди.
Он изо всех сил старался не думать о поцелуе и поэтому не мог думать ни о чем другом. Он не смог обращаться к ней на «ты», не смог сократить расстояние между ними, потому что её близость сводила с ума. Он хотел ею любоваться. Хотел её вдыхать. Хотел её касаться… Он сам воздвиг стену – призрачную, шаткую, держащуюся на одном его показательном уважении и почтении, – потому что без этой стены потерял бы остатки самообладания, забыл бы о чести и долге, забыл бы обо всём. И это было бы самое сладкое забвение…
– Иоши? Что с тобой? – властный тон вернул его к действительности. Киоко-химэ остановилась и смотрела на него с подозрением.
– Прошу прощения, Киоко-химэ, – он поклонился. Какой позор, Ватацуми всемогущий…
– Кацу-сэнсэй строгий? – продолжила она как ни в чём не бывало. Удивительная. Он нанёс ей такое оскорбление – не слушал принцессу, – а она даже виду не подала, просто продолжила путь, глядя перед собой.
– Нет, вовсе не строгий. Но он… своеобразный. У него необычные способы преподавания.
– Что ты имеешь в виду? – её заинтересованный тон резко контрастировал с равнодушным лицом.
– Не уверен, что смогу рассказать. Это нужно испытать на собственном опыте. Вы сразу поймёте, о чём я говорил, – он улыбнулся, представляя первый урок стратегии Киоко-химэ. Кацу-сэнсэй был мудр и давал знания, нужные любому воину – и даже не воину, – но то, как он их предпочитал давать…
– Что же ты от меня скрываешь, Сато Иоши… – задумчиво протянула она. – Надеюсь, эта тайна стоит того.
Его улыбка стала шире. Они подошли ко входу в школу.
– Удачи вам в этом бою, Киоко-химэ. Будьте готовы к перемене представлений о том, как всё должно быть.
– Вот как? – она позволила себе открыто удивиться и улыбнуться. Иоши ещё раз пережил бы все годы страха, стыда и ненависти к себе ради этой улыбки.
– Буду ждать вас и ваших впечатлений, – он поклонился, и она ушла, улыбаясь в предвкушении.
* * *
Додзё было непривычно пустым. Ещё не дойдя до него, Норико поняла, что не найдёт там Хотэку, но всё же вошла, чтобы убедиться в этом. Судя по едва уловимым остаткам запаха, сегодня он здесь не появлялся, и это было странным. Она немного побродила вокруг и побежала в сад.
Вершина самого высокого дерева тоже ничем не помогла. Птиц либо не появлялся во дворце с самого утра, либо прятался в одном из многочисленных зданий, но это было маловероятно. Хотэку сейчас бывал либо в додзё, либо в Светлом павильоне на собрании, либо где-то в дворцовых садах. Светлый павильон пустовал – это Норико знала наверняка. Сёгун и император находились в тронном зале и бурно обсуждали какие-то волнения в городе, а значит, собраний не было. И раз нигде в саду не видно его единственного во всём дворце высокого хвоста – Хотэку был за пределами дворцовой стены.
Это отчего-то расстраивало Норико
