Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
Она проснулась в комиссарском корпусе, в захламленной комнате Игоря Соловьева, на узкой кровати, с продавленной чуть не до пола сеткой, с несвежим бельем, от вида которого ее затошнило. Лора заглянула под простыню и все поняла. На ней не было одежды. Только носки.
Ей было стыдно и больно, и страшно гудела голова. К счастью, в комнате никого не было, и она выползла из-под простыни, нашла свою одежду, грязную и рваную, с брезгливостью надела на себя и выскользнула за дверь.
Когда Лорка отмылась в пресном ручье, отдраила пучком травы с кусочком розового обмылка, найденного на деревянном отмостке, грязные пятки, съела две таблетки аспирина и выпила стакан горячего чая, ей полегчало. Правда, работу пришлось пропустить, за что по головке не погладят: ладно, что в табеле на зарплату пропуск нарисуют, так еще и пристыдят вдоль и поперек, и никакой комиссар Соловьев не спасет.
Странно то, что ей не было стыдно. Ну разве что чуть-чуть – перед собой. И еще немного – перед отцом, который хоть и не знал ничего, но ей казалось – все видел.
Совсем не было стыдно перед матерью и отчимом. Она даже рада была, что так славно отомстила им. «Здравствуй, взрослая жисть!» – сладко потянулась Лорка и захлопнула книжку, которую на пляже читать было невозможно из-за слепящего солнца.
– …Вот. Это было начало. Но узнал я об этом поздно. Лорка не афишировала, что у нее появилась тайная жизнь, при мне была такой, какой была всегда. А Таня с Константином Ильичом не видели, что с ней происходит. Дальше – больше… – Гронский с трудом подбирал слова – Лада это хорошо видела. «Слепые» бывшая жена и ее новоиспеченный муж заслуживали других, тех, которые он произносить не умел. – Когда Таня прибежала ко мне в слезах и соплях и сообщила, что Лорка связалась с наркоманами, дочка уже действительно увязла по самые уши. И чего мы только не предпринимали! И больница дорогая, и колдуны какие-то, и на три месяца в Испанию – в лагерь специальный. А толку – ноль! Из дома вынесла все, что смогла. Костя, Танин муж, по морям мотаться перестал, сидел дома и охранял нору. Но стоило ему отлучиться в душ или в туалет, как Лорка хватала то, что плохо лежит, и три дня ее искали по дворам и подвалам! Отчима она капитально разгрузила: перстень-печатка золотой, размером в полкирпича, часы швейцарские, запонки золотые с камнями, зажигалок штук пять! Ой, всего и не перечислить! Но, видимо, он любил Таню, раз, несмотря на такое разорение, не ушел от нее. Но Лорку пару раз приложил лбом о стену. Я с ним разбирался по этому поводу, но у меня рука не поднялась… Я же понимаю, ему обидно… Но я-то любил ее! Это он спросил меня: «Как ты можешь любить эту сволочь?!» Наверное, и ты вправе спросить меня сейчас: «Как ты любил эту сволочь?!»
Лада вздохнула.
– Я знаю, что значит «любить эту сволочь», Паша. Как никто другой знаю…
Она хотела сказать, что знает это на собственном опыте, что в доме у нее такая же невыносимая «сволочь», которую она любит больше жизни, но не успела. Гронский остановил ее жестом:
– Лада, если бы меня спросили: согласен ли я жить как на вулкане, врезать в свою комнату железную дверь, чтобы прятать за ней телевизор и шубу, носить зарплату в кармане, пришитом на трусы, шарахаться в прихожей от темных личностей, бояться звонков и стесняться соседей, и при всем при этом любить свою несчастную дочь, я бы сказал не раздумывая: «Да!!!» Потому что я жил бы с надеждой…
Лада хотела сказать ему, что он почти слово в слово повторяет ее мысли, которые она никому, даже лучшей подруге, не могла доверить. Потому что однажды, доверив это любимому человеку, тут же потеряла его. Потому что это хоть и болезнь, но она хуже излечимого стыдного сифилиса, а многие так и не определились с тем, болезнь это или преступление.
– …А сегодня, Лада, передо мной уже не стоит вопрос – «да» или «нет», потому что все уже в прошлом. – Гронский поднял глаза, как у больного щенка, наполненные слезами. – Сегодня сорок дней, как Лора ушла, и я не могу себе простить, что не уберег мою девочку, такую ласковую, как котенок, умную и красивую.
Когда они перепробовали все, что можно, и опустили руки, Лора вдруг словно проснулась. Она перестала огрызаться и хамить Тане и Константину Ильичу, и даже попросила прощения за все. Они ей, конечно, не поверили. Переглянулись и быстро перепрятали самое дорогое: мать – свой кошелек, отчим – борсетку.
Лорка усмехнулась, заметив домашнюю суету:
– Мам, ты извини, что вынуждаю вас в прятки со мной играть. Я отвернусь, а вы перепрячьте получше, а то я все видела!
Татьяна дерзости этой не выдержала, накричала на дочь и указала ей на дверь. Отчим не заступился, не остановил.
Лорка вышла на улицу, в февральскую метель. Идти было некуда. Отец уехал в Израиль, бабка Альбина отпадает без него – мозг съест! Все! Идти некуда. Друзей и подруг нет. Никого нет!
Лорка спустилась в подвал. Она и раньше бывала в нем, но ей было куда пойти из этого подвала. А сейчас – некуда. Пока отец не вернется, некуда. Ему она скажет, что по-серьезному хочет завязать и готова на все, хоть в монастырь, только побыстрее.
Лора прикинула, что продержаться ей нужно неделю. Только до приезда отца.
В подвале было холодно и влажно. Согреться можно было только сидя на трубах. При этом одному месту было горячо, а другое леденело.
К вечеру в подвале появился Вадик. Лорка знала его, приходилось сталкиваться. Вадик принес еды и еще кое-чего. Он устроился на трубе перед деревянным ящиком, служившим столом, под тусклой лампочкой, разложил на нем съестное и «лекарство». Лорка наблюдала за ним издалека. Вот он, расплескивая воду, наполнил чайную ложечку, аккуратно вытряхнул в нее содержимое фунтика от сигарет, чиркнул зажигалкой и подержал ложку на огне…
Лорка встала с трубы. Затекшая нога не хотела идти, и она замешкалась. Вадик понял ее замешательство по-своему, вздохнул и позвал:
– Ну иди уж, бедолага…
Лорка хотела отказаться и от еды, и от «лекарства», но сил не хватило сказать «нет». Сил хватило на беспомощное «спасибо»…
– …Ну и что, батю неделю тут дожидаться будешь?
– А что делать? Домой не пустят…
– Пустят. Иди домой, Лорка. Не подвальная ты, подохнешь тут за неделю. Сейчас тут только я, а через час гопота подвалит. Не знаешь ты, на что эти дикобразы способны! Ты ведь всегда была при деньгах. А как девочки зарабатывают на дозу в подвалах, знаешь только по рассказам. Не, ты не сможешь. Иди домой, переживи неделю и, раз решила завязать, проси батю помочь. Батя поможет…
– Батя поможет… – Лора не сомневалась в этом.
Дома не открыли.
Мать и отчим ругались за закрытыми дверями. Лорка долго звонила, они не могли не слышать, но даже не подошли, не спросили. Закрылись на задвижку, чтобы Лорка не могла открыть своими ключами.
Лорка знала, откуда этот метод борьбы с ней. Мать ходила в какое-то общество, где родителей обучали общению с детьми-наркоманами. Одно из правил, которое Таня вынесла оттуда: выгнать наркомана из дома и не пускать обратно. «И, даже выйдя утром из квартиры на работу и увидев под дверями собственного ребенка, отодвинь его в сторону и уходи. Пусть знает, что дома у него больше нет. У него он может появиться снова, но при одном-единственном условии – полной трезвости».
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
