экспедиции, обосновав все возникшие причины. Командование Генштаба одобрило это решение. «Необходимо вылечиться хорошенько и тогда со свежими силами и новым счастьем продолжать начатое дело»…
Подведение итогов Лоб-норской экспедиции. Пандиты на службе у англичан. Формирование новой команды
23 мая Николай Михайлович прибыл в Петербург и прежде всего, принялся за лечение. Все доктора, к которым он обращался, объясняли его недуг расстройством нервов. Купание, спокойная жизнь– лучший лекарь советовали ему доктора. Он провёл несколько дней в столице, чтобы привести в порядок коллекции для пожертвования в музей Академии Наук. Здесь он получил известие о награждении за прошлую экспедицию золотой медалью Парижского географического общества и большой золотой медалью имени Гумбольдта от Берлинского географического общества.
Английский исследователь и писатель Дельмар Морган 6-го сентября писал Николаю Михайловичу: «Взяли бы вы меня в вашу будущую экспедицию, я написал бы хорошую книгу, только бы удалось пережить трудности. Ваши рассказы об охоте так завлекательны, что у мены текут слюнки, я был бы счастлив помочь вам положить на месте мишку или настрелять охапку бекасов».
Председатель Берлинского общества барон Рихтгофен похвалил его: «Вопреки теоретическим соображениям, и историческим известиям, мы узнаём от первого европейца, посетившего Лоб-нор и отличающегося редкой наблюдательностью, что озеро это пресное, а не солёное»… «одним человеком наши знания о Центральной Азии значительно расширены» [536].
Золотая медаль им. Гумбольта от Берлинского географического общества
Брошюры Пржевальского о Лоб-норе и Монголии сразу же стали переводить и издавать за границей, что вызвало у него чувство глубокого удовлетворения:
В отпуске, который Николай Михайлович проводил в деревне, он занялся поправкой здоровья, а также проектом будущей экспедиции в Тибет.
Конкуренты, стремившиеся в эту страну, – англичане, пошли хитрым путём. По инициативе полковника Монтгомери (T. G. Montgomerie) индийское бюро «Великое тригонометрическое исследование» (GreatTrigonometricalSurvey) начало готовить туземцев-индийцев, английских подданных, для самостоятельных географических исследований, после чего они посылались в Тибет и другие страны в Гималаях, куда был затруднён доступ европейцам. Эти «пандиты» (от англ. pundit [p^ndit], всесторонне подготовленные учёные. Прим. – автора) из осторожности именовались лишь условными буквами.
Полковник Т. Монтгомери (справа) с одним из своих учеников – индийским сержантом
Переодетые и снабжённые необходимыми материалами и инструментами рекогносцировки они свободно проникали туда под видом богомольцев, и производили там свои исследования. Пандиты прошли эту страну в разных направлениях, и на основании, главным образом, их съёмок долгое время изображался Центральный Тибет на картах. В тот период времени из таких пандитов более всего прославились лазутчики Наин Синг [537] и Кишэн Синг.
Наин Синг в течение десятилетия с 1865 по 1875 гг. совершил три путешествия в Тибет, причем исследовал западную провинцию – Нгари и дважды прошел по центральным областям этой страны с запада на восток – раз (1865–1866 гг.) по долине р. Цан-по, а другой (1874–1875 гг.) по линии оз. Пан-гон и Тэнгри-нор. Он дважды посетил Лхасу и в 1866 г. был принят на аудиенции Далай-ламой [538].
Кишэн Синг совершил свое путешествие в 1878–1882 гг., причем оно охватило восточную его часть с четырех сторон, так что маршрут его образует четырехугольник с вершинами: Лхаса, Са-чжоу (к северу от Цайдама), Да-цзянь-лу и граница Ассама. Он посетил осенью 1878 г. Лхасу и составил план этого города [539].
Собираясь предпринять новое путешествие в Тибет, Николай Михайлович представил в ИРГО для передачи в главный штаб записку, в которой обосновал важность этой экспедиции в политическом и научном отношениях. «Из всех местностей Внутренней Азии, более или менее подвергнувшихся исследованию европейцев, главным образом русских, один Тибет представляет ещё страну почти совершенно неведомую. За исключением высокогорного района Ладакха, где с недавнего времени пребывает английский комиссар, в Собственный Тибет из-за Гималаев не решаются проникнуть даже одинокие учёные, и калькуттские власти принуждены прибегнуть к тайной посылке пундитов, чтобы получить хоть кое-какие сведения о недоступном соседе».
Пржевальский охарактеризовал политическую обстановку в этом районе Азии и сделал вывод: «Духовное владычество Далай-Ламы, не уступая в силе средневековой власти пап, широко раскидывается по всей Внутренней, Восточной и Южной Азии. В опытных и талантливых руках духовная власть, располагающая 250-ю миллионами последователей, составляет силу страшную. Приласкать ее, задобрить, а если будет возможно, то и подружиться– вот в чём, мне кажется, Россия может найти себе немаловажную выгоду. Обстоятельства нам вполне благоприятствуют: изолированный Тибет пока ещё не имеет друзей; русское имя, сколько мне приходилось слышать в самой глубине Азии, пользуется симпатией; подобное настроение трёх миллионов номадов, при случае, может также пригодиться в нашу пользу».
Обосновывая важность данной экспедиции, Пржевальский опирался на наличие перспектив в научных открытиях этого горного района Азии, являющегося фактически белым пятном в географии и естествознании. Практические наблюдения исследованных мест показали, что карты из Китайских источников имеют массу неточностей и ошибок. А ознакомление с буддизмом в самом его центре представляет многосторонний интерес, ради которого можно, не задумываясь, рискнуть на все невзгоды трудного путешествия.
«При том, научные исследования, – как весьма справедливо выражено в письме товарища министра иностранных дел г. военному министру, – будут маскировать политические цели экспедиции, и отклонять всякие подозрения наших недругов»…Он предлагал командировать какое-либо особое лицо, подобранное из преданных России буддистов в этот недоступный для европейцев район.
Данный план предписывал поручить духовнику в Лхасе разведку особенностей политического строя Тибета, его отношений с Китаем и другими народами, влияния Далай-Ламы на обстановку за пределами своего государства, а также рассмотреть возможность параллельно «завязать и упрочить какие-либо отношения с главою буддизма».
В состав этой экспедиции он рекомендовал:
двух помощников;
препаратора;
двух переводчиков;
двух проводников;
семь казаков.
Пржевальский определил стоимость предстоящей экспедиции на два года суммой затрат в 27810 р., а так как от незавершённой Лоб-норской экспедиции ещё осталось 8000р., то он решил ходатайствовать о выделении меньшей суммы – 20000 р., не считая прогонов и содержания по службе. В общий расчёт включались только обыкновенные подарки: часы, ружья, револьверы, зеркала и пр.
«Если же правительство желает послать подарки Далай-Ламе, его сподручному Бань-Цинь-Эрдени [540] равно как и китайскому резиденту в Лхасе, какие-либо ценные вещи, то их покупка должна быть произведена из особых средств»… – писал он.
В конце сентября 1878 г. Николай Михайлович вновь приехал в Петербург, где узнал, что вопрос о его новом путешествии был на рассмотрении МИД и Военного министерства. Для утверждения экспедиции ждали возвращения царя из Крыма, хотя это были формальности. Председатель географического общества, Великий Князь
