это не его. Не всем художникам дано напиваться как сапожникам. Хотя ведь далеко не все художники пьют, и среди них есть настоящие художники.
Подумав, он решил вернуться к Раисе. Но, как оказалось, она уже не ждала его. Открыв дверь, так и сказала:
– Свято место пусто не бывает, – а потом захлопнула её у него перед носом.
Как ни странно, Прилунина это ничуть не огорчило, скорее, обрадовало. Он понял, что и часу не смог бы находиться наедине в квартире с этой несносной девчонкой, пустившей его жизнь под откос.
Хотя, казалось, при чём здесь Раиса? Не она, так рано или поздно нашлась бы другая…
Однако надо же было на какого-то переложить свою вину. Не самому же тащить эту тяжёлую ношу.
Но хуже всего было другое. От него как-то разом отвернулись все те, кто привечал его и поощрял его талант. Прилунин не мог понять, что случилось? Почему перед ним закрылись двери галерей? Только одно он знал наверняка, что не из-за Веры. Она не могла бы так мелко мстить ему. Вера вообще не из тех, кто мстит. Она просто перешагивает через прошлое и забывает. Так она поступила и с ним. Эдуард перестал для неё существовать. Всё дело, наверное, было в том, что его Муза ушла вместе с Верой.
Ведь он имел смелость, а точнее наглость, сравнивать себя с Наполеоном. Не он ли тогда уверял Веру, что она приносит ему удачу, как Жозефина Бонапарту. Не стало рядом с ним Жозефины, и Фортуна отвернулась от него.
И тогда ему в голову пришла безумная идея – вернуть Веру!
Он знал, что она уже не ходит через парк, значит, поджидать её нужно где-то на подступах к ее фирме. Несколько дней прошло впустую, но потом он всё-таки увидел Веру и окликнул её. Она оглянулась, Эдуард расплылся в широкой улыбке, готовясь протянуть руки ей навстречу. Но Вера посмотрела на него каким-то странным взглядом, точно он был ей не знаком. Повернулась и ушла.
Эдуард был настолько ошарашен, что даже не бросился ей вслед.
«Не могла же она не узнать меня, – думал он позднее, – скорее всего, она просто сделала вид, что не узнала. Не могла же она, в конце концов, напрочь забыть, как нам было хорошо вместе?!» Затем Эдуард начал искать оправдание поведению Веры: «Наверное, она не хочет, чтобы нас видели вместе». Наконец он принял решение, что сумеет убедить Веру начать всё сначала.
Он облачился в свой лучший костюм, купил шампанское, торт, цветы и поехал к дому её родителей. Эдуард надеялся, что несостоявшаяся тёща не спустит его с лестницы. Ему главное вызвать Веру и поговорить с ней наедине.
Эдуарду повезло в том смысле, что Татьяны Васильевны не было дома. Дверь художнику открыл Матвей Семёнович.
– Здравствуйте! – проговорил Эдуард, нацепив на лицо свою самую доброжелательную улыбку.
– Здравствуйте, – машинально отозвался отец Веры и с недоумением посмотрел на Прилунина. И взгляд у него был точно такой же, как у Веры, словно он никогда раньше не видел художника.
– Позовите, пожалуйста, Веру, – попросил Прилунин предельно вежливо.
– А Вера здесь больше не живёт, – ответил Евдокимов.
– Она снова сняла квартиру? – обрадовался художник.
– Ничего она не снимала, – пожал плечами Верин отец, – Вера вышла замуж и теперь живёт с мужем в своём доме.
– Вера вышла замуж? – не поверил своим ушам Эдуард. – То есть как вышла замуж?
– Обыкновенно, как все выходят, – будничным тоном произнёс Матвей Семёнович и закрыл дверь.
А Прилунин всё стоял на лестничной площадке и повторял: «Вера вышла замуж, Вера вышла замуж». А потом, вскрикнув, схватился за голову и помчался вниз по лестнице, громко топая.
– Поглядите, псих какой-то, – сказала одна из старушек, сидевших на лавочке недалеко от подъезда.
– Их теперь много развелось, – поддакнула другая.
– Ишь, как его разбирает, – жалостливо вздохнула третья.
Эдуард, ничего не соображая от боли, стиснувшей его виски, промчался мимо своей машины. Очнулся он только в парке, в котором они познакомились когда-то с Верой.
Он издали посмотрел на художников, по-прежнему стоящих на их «художественном пятачке».
– Выходит, что всё возвращается на круги своя, – пробормотал он. И хотел уже подойти к своим, но передумал. Вернулся к машине, оставленной возле дома Вериных родителей.
На следующий день Эдуард уехал в дачный посёлок к той паре, для которой он когда-то писал портрет мужа. Ведь они приглашали его приезжать в любое время. И он очень надеялся, что их предложение ещё оставалось в силе. Тётки в Саратове у него не было, оставаться в дедовой квартире или в своей мастерской у него не было сил, поэтому дом в дачном посёлке малознакомых ему людей оставался его последней надеждой на спасение от самого себя.
А Вера на самом деле не узнала Эдуарда. Вы скажете, что так не бывает? Ещё как бывает. На работу в тот день она зашла за Андреем на минутку. Она было поблизости по своим женским делам, вот и зашла. Хотя он очень сердился, когда жена выходила из дома одна.
– В твоём положении! – горячился он.
– В каком таком положении? – весело переспрашивала его Вера.
Они с мужем ждали ребёнка, и даже двоих, как сказали врачи, мальчика и девочку.
Узнав об этом, Вера предложила:
– А давай назовём их Клава и Яков?
– Давай, – согласился Андрей.
– Если бы не эта сладкая парочка, – улыбнулась Вера и положила голову на плечо мужа, – то мы бы с тобой никогда не были счастливы. Правда, Андрюша?
Данилов хотел сказать, что у него нет ответа на этот вопрос, но тут же поспешил благоразумно согласиться с женой:
– Ты, как всегда, права, Верочка, – ответил он и уткнулся губами в её макушку, головокружительно пахнущую домашним уютом и теплом. Короче говоря, самым настоящим семейным счастьем, к которому они так долго шли и которое оба заслужили.
