смертью воняет. Я ее чую. А ты?
Приблизила свое лицо ко мне, а я отпрянула.
– Помоги мне, Сара. И, может быть, когда-нибудь я помогу тебе.
– Не поможеееешшшь. Ты – предательство. Видишь только то, что хочешь видеть. Слепая девка. Глупая, слепая… но так лучше для всех нас.
Она отвратительно склоняла голову то к одному плечу, то к другому, рассматривая что-то вне меня. Или внутри меня. У нее как будто не было зрачков и понять, куда она смотрит, невозможно.
– Дай мне зелье, Сара. Зелье, облегчающее боль, и проси, что хочешь взамен.
Она усмехнулась и завоняло гнилью, а я поморщилась, стараясь не дышать этим смрадом.
– Зелье…будет тебе зелье.
Исчезла, и я увидела ее скрюченный силуэт в глубине комнаты. Бормочет что-то, роется в ящиках, покрытых мешковиной с сухими травами. Она вернулась довольно скоро, но не торопилась мне отдать то, что нашла.
– Я дам тебе мазь и яд. Смажь ему раны и дай яду. Он подействует не мгновенно. Никто не заподозрит. И во время пыток твой человек умрет. Палач будет думать, что он не выдержал.
– Зачем мне яд, старая?! Я не хочу, чтоб он умирал. Я пришла к тебе, чтобы ты спасла его, а ты не можешь мне помочь!
Она расхохоталась мне в лицо надтреснутым мерзким хохотом.
– Он все равно умрет. Завтра. Думаешь, баро пощадит человека приближенного к твоему отцу? А у тебя есть выбор – дать ему легкую смерть или в адских мучениях. Цыган их превратит в фарш и будет наслаждаться их болью…и твоей. Не дашь ему зелье – сам сдохнет, а может и проболтается, зачем он здесь… – я в удивлении смотрела на ведьму. Сейчас она говорила так же, как и обычные люди. И ее речь не походила на речь безумной старухи. Сара благополучно притворялась блаженной. – А взамен я хочу твою кровь. Несколько капель смерти для Сары.
– Слишком много за яд. Я просила тебя дать мне жизнь, а ты…
– А я торгую легкой смертью. Так ты покупаешь? Если нет, то убирайся. Старой Саре больше нечего тебе дать.
Я закрыла глаза, ощущая, как надежда все же покидает меня…Медленно вытекает, как песок сквозь пальцы. Еще одна смерть. Протянула руку и с омерзением почувствовала ледяные пальцы старухи на своем запястье.
– У тебя должна быть светло-алая кровь. Яркая. Ароматная. Ты вкусная. Наркотик… ядовитая тварь, смертоносная. Но ведьма тебя не боится, ведь она тоже тварь.
Полоснула меня по руке чем-то острым, а я зажмурилась, ощущая, как она выдавливает мою кровь. Когда открыла глаза, цыганка смотрела на меня фосфорящимися глазами, полными жуткого голода и наслаждения. Она вытирала рот тыльной стороной ладони, а меня затошнило от понимания, что она ее выпила. Не выдавливала, а высасывала. Я отдернула руку, а Сара положила мне на ладонь два черных шарика и протянула прозрачную банку с темно-зеленым содержимым.
– Зачем два?
– Смерть в наше время такая же большая роскошь, как и жизнь. Подарок от старой Сары. Вдруг ты захочешь подарить ее не только своему человеку.
Я стиснула пальцами банку, глядя на ведьму.
– Ты видишь будущее, Сара?
– Уходи. Сара и так рискует. Возможно, её ждет за это страшное наказание.
Я спрятала ядовитые шарики в карман и развернулась, чтобы уйти, но вдруг услышала ее голос:
– Помни, что всегда есть вероятность, что ты совершаешь ошибку…и убиваешь будущее, ради неопределенного настоящего. Сара – честная ведьма. Сара обязана предупредить, когда отдает смерть.
Я распахнула дверь и вышла в коридор. Глотнула воздуха и только сейчас поняла, что почти не дышала от смрада в ее келье.
Мира взяла меня под руку и шепнула на ухо:
– Я достала ключ от подвала. Но нам нужно его вернуть как можно быстрее, пока пропажу не обнаружили.
– Когда достала?
– Еще на празднике.
Я усмехнулась сквозь слезы и сжала ей руку, глядя в преданные темные глаза.
– Тогда идем. Быстрее.
– Что она вам сказала? На вас лица нет.
– Сказала, что Глеб не выживет. Проклятый цыганский ублюдок не пощадит его. Нам остается только облегчить его страдания и успеть узнать, зачем он пришел в Огнево, рискуя жизнью.
* * *
Я спускалась по темной лестнице в подвал в сопровождении Миры, лихорадочно оглядываясь назад и дергаясь от малейшего шороха. Мне казалось, что кто-то может нас застать здесь, и тогда Ману не пощадит ни меня, ни Глеба, ни Миру. Не знаю, как ей удалось раздобыть ключи и у кого, но их следовало вернуть, иначе нам всем здесь не поздоровится.
Когда мы спустились вниз, я глухо застонала, увидев Глеба. Бросилась к клетке, впиваясь в нее пальцами, жадно осматривая израненное тело, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. Терять каждого из них слишком больно. Настолько больно, что, кажется, я сама умираю. Это мои люди. Я должна была заботиться о них. Я же привела их на верную смерть. И Глеб…он умирал за меня второй раз.
– Глеб, ты слышишь меня. Это я. Ольга. Открой глаза. Посмотри на меня.
Он застонал, приоткрывая веки, поднимая на меня затуманенный взгляд. Пусть только очнется, придет в себя. Мира открыла клетку, и я бросилась к нему, падая на колени, трогая его лицо ладонями. Мужчина поднял на меня взгляд, и я услышала тихое, надтреснутое:
– …Вы живы. Я хотел успеть.
Вся его одежда пропиталась кровью. А на израненном лице не осталось живого места. Я обернулась к Мире.
– Помоги мне. Давай смажем его раны, и ему станет легче.
– Вас ждут…возле озера, – он закашлялся, и я снова впилась в него взглядом, стараясь расслышать, что он говорит. – Они ждут вас у озера. Ваш брат…он идет на Огнево. Три дня пути, и он будет здесь. Много людей. Цыганам не жить!
Сердце забилось где-то в висках, и по телу прошла дрожь.
– Макар? Он здесь?
– Через несколько дней он будет в деревне. Уходите. Бегите навстречу его отряду.
– Кто они? – я смотрела, как пальцы Миры быстро и умело смазывают раны Глеба, а меня уже лихорадило от вновь ожившей надежды.
– Они ждут вас. Главное, выйти за ворота и добраться до озера. …Мальчик. До восхода…у южной стены. Он поможет.
Глеб задыхался, и в уголке рта появилась тонкая струйка крови. Я перевела взгляд на Миру, и та смотрела на меня, дрожа всем телом.
– Меня хватятся.
– Если только не будут думать, что вы у баро.
– Я опоздал…попался. Если не успеете…будет поздно… Успеть до рассвета…надо.
Я гладила щеку Глеба и чувствовала, как сжимается сердце, как становится страшно
