же нам не иметь стыда и страха перед господом, который все знает, все видит и каждому воздаст по делам его?
Вот, сеньор граф Луканор, ответ на ваш вопрос. Вместе со всеми предыдущими это составит пятьдесят ответов на пятьдесят вопросов, заданных вами. Вы так много уделили времени своим вопросам и моим ответам, что почти совсем забыли общество ваших рыцарей и слуг. Они, несомненно, сердятся, особенно же те из них, которые не слишком-то любят слушать и узнавать вещи, которые не приносят им прямой выгоды. Таких людей можно уподобить вьючным животным, которые тащат на себе тюки с золотом, чувствуя только тяжесть поклажи, а пользы не имеют никакой. Эти люди испытывают досаду, слушая и не извлекая никакой пользы из умных и хороших советов, которые им дают. Следует, конечно, учесть и это обстоятельство. А кроме того, я порядком устал, давая ответы на ваши вопросы. Обе эти причины вынуждают меня сказать, что я не буду больше отвечать на ваши вопросы, так что этот пример да еще один будут последними в этой книге.
Граф признал этот пример очень хорошим. Что же касается слов Патронио, что не следует больше задавать вопросов, граф ответил, что воздержится от этого на будущее время.
Дон Хуан признал этот пример очень хорошим, велел записать его в свою книгу и прибавил следующие стихи:
Стыдливость отвратит тебя от дел позорных.
Кто знает стыд, постыдных дел творить не будет.
ПРИМЕР ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВЫЙ
В другой раз граф Луканор беседовал с Патронио, своим советником, и сказал ему так:
— Патронио, многие люди говорят мне, что один из способов заслужить благоволение господа — это быть смиренным; другие же, напротив, утверждают, что смиренных людей никто не ценит, что их считают людьми слабыми и трусливыми и что важному сеньору подобает быть гордым, ибо это ему выгодно. Я знаю, что никто лучше вас не сумеет растолковать мне, как должен вести себя важный сеньор, и поэтому я прошу у вас совета, я прошу сказать, что лучше — быть смиренным или гордым?
— Сеньор граф Луканор, — сказал Патронио, — если вы хотите узнать, что в данном случае лучше, выслушайте, пожалуйста, рассказ об одном христианском царе, очень мужественном и очень гордом.
Граф попросил рассказать, как было дело.
— Сеньор граф, — сказал Патронио, — в одной земле, названия которой я сейчас не припомню, был царь, очень молодой, богатый и могущественный. Был он очень гордый, и гордость его достигла удивительных пределов. Однажды, слушая песнь святой девы Марии «Magnificat anima mea dominum»,[4] он услышал в ней следующий стих: «Deposuit potentes de sede et exaltavit humiles». Вы знаете, что стих этот значит: «Господь унизил могущественных гордецов, лишил их власти и возвысил смиренных». Услышав этот стих, он очень рассердился и приказал его вычеркнуть из всех книг своего царства, заменив следующим: «Et exaltavit potentes in sede et humiles posuit in terra», что значит: «Бог возвеличил престолы могущественных гордецов и унизил смиренных». Бог разгневался на такое изменение стиха, и не мудрено, ибо оно придало обратный смысл словам песни святой Марии. Ведь когда Мария увидела, что стала матерью сына божьего, что она зачала и родила его, оставшись девственной и непорочной, когда она поняла, что стала владычицей неба и земли, то, восхвалив смирение превыше всех добродетелей, она сказала о самой себе: «Quia respexit humilitatem ancille sue, ecce enim ex hoc benedictam me dicent omnes generaciones», — «Господь воззрел на смирение рабы своей, и по этой причине все народы назовут меня блаженной». И действительно, ни раньше, ни после нее не было среди женщин столь же блаженной, ибо за добродетели свои, и главным образом за свое смирение, она удостоилась стать богоматерью, царицей неба и земли, повелительницей всех ангельских хоров. А вот с гордым царем вышло совсем иначе. Однажды он захотел пойти в купальню и, окруженный свитой, с большим блеском и пышностью отправился туда. В купальне пришлось раздеться, причем платье свое царь оставил снаружи. И вот, в то время как он купался, господь послал в купальню ангела, который, по повелению божьему, принял вид и обличье царя, вышел из бани, оделся в царское платье и вместе с царскими приближенными отправился во дворец. Входя в купальню, ангел оставил плохое, рваное платье, вроде тех лохмотьев, которые носят нищие. Царь между тем продолжал купаться и не знал ни о чем. Пришло время выйти ему из воды, он кликнул постельников и других слуг, сопровождавших его. Долго и громко звал он, но никто не явился, потому что все ушли с тем, кого они сочли царем. Когда никто царю не ответил, он страшно рассердился и поклялся умертвить ослушников самым жестоким образом. Порешив с досады, что над ним жестоко посмеялись, он вышел из купальни в надежде встретить слуг, которые подадут ему одеться. Но он не встретил никого и, осмотрев все углы купальни, нигде не заметил ни души. В смущении, не зная, что делать, он вдруг увидел лежавшие в сторонке нищенские лохмотья. Царь решил их надеть и тайком пробраться во дворец, надеясь жестоко отомстить насмешникам. Надев лохмотья, он тайком добрался до дворца и увидел у входа одного из привратников, которого хорошо знал и который был с ним в купальне. Он негромко окликнул его и попросил открыть ему двери и впустить во дворец, не желая, чтобы кто-нибудь увидел, в каком позорном виде он вернулся домой. У привратника висел на плече добрый меч, а в руках была толстая булава. Он спросил у царя, что он за человек и почему говорит подобные речи. Царь сказал: «Ах ты, изменник! Тебе мало, что вместе с другими ты насмеялся надо мной, покинул меня в купальне и заставил явиться сюда в недостойном виде? Разве ты не мой привратник? Разве ты не знаешь, что я царь и твой господин, которого ты оставил в купальне? Поторопись открыть дверь, прежде чем кто-нибудь увидит меня, а не то, клянусь честью, не избежать тебе злой и жестокой смерти». Привратник на
