надо удерживать, Сальвадор, — качает головой. — Отпусти меня…
— Никогда, mi estrella…
— Это месть твоя? — качает головой.
Ощущаю от нее вибрации гнева. Жадно вбираю их. Я так долго смотрел на нее, безмолвную, так долго чувствовал, как вытекает жизнь, что сейчас любые проявления эмоций для меня сродни подарку небес. Пальцы покалывает, так хочу прикоснуться, заключить в объятия и никогда больше не отпускать. Только не могу дотронуться, могу лишь созерцать, говорить. И я этому рад. Несказанно счастлив. После всепоглощающего, бесконечного горя я так жаждал ее увидеть. Опасался, что огонь не высвободит душу и ничего не выйдет. Она исчезнет без следа. И теперь, когда все получилось, пусть так, но она со мной.
— Нет, — мне сложно говорить, я все еще охвачен эмоциями. Я вижу ее. Смотрю и не могу налюбоваться.
— А как это называется? Ты ведь хотел моих мучений. Смерти моей недостаточно. Теперь привязал меня к себе. Зачем, Сальвадор?! Все закончено! — повышает голос, на лице отпечаток боли. — Забудь и отпусти!
— Mi estrella, еще ничего не закончено.
Я хочу ее утешить и не знаю как. Ее боль осязаема, она живая. Теперь любая эмоция воспринимается острее. Я чувствую все. Наша связь становится крепче. Прочные нити, по ним пробегает энергия, от меня к ней и обратно.
Только Кэрол ослеплена горем. Она не может принять реальность. И не чувствует ничего.
— Ты привязал меня как собаку к себе. Даже будучи вот такой, — смотрит на свою прозрачную руку, — Я не могу далеко уйти. Даже брата увидеть не получается. Даже после смерти у меня нет свободы. Я застряла между мирами. Ты хоть представляешь каково мне?
— Увидишь брата, обещаю. И я найду способ все изменить, — а сам сгораю от желания притронуться, ощутить бархат ее кожи. Но ее бессилие и мне передается, впитываю ее боль, и сам схожу с ума. Но пусть лучше страдания разорвут меня на части, чем я ее отпущу.
— Он меня не увидит! Меня никто не видит, кроме тебя! Дрянная связь! Разорви ее немедленно! Вы сожгли мое тело! Почему душу пощадили?! — трет глаза. — Я даже заплакать не могу. Ничего не могу! Ты хоть попробуй представить, как это!
— Я все ощущаю, Кэрол. И если ты успокоишься, тоже сможешь почувствовать гораздо больше, — отчаянно борюсь с горечью. Не даю ей окутать и мой разум. Если поддамся, то мы пропадем.
— Зачем мне эти чувства? Я должна идти дальше! — подходит ко мне ближе. Закрывает глаза. Такая прозрачная, что я вижу очертания деревьев сквозь нее, и при этом она пропитана невероятной энергией. Живой.
— Нет. Твой путь тут еще не закончен.
— Ты знаешь, как все исправить? — смотрит с укором.
— Найду способ, — отвечаю уверенно, хоть таковой уверенности у меня нет. Не представляю, в каком направлении идти и что делать. Но я полон решимости сделать невозможное. И эта уверенность должна передаться ей. Но Кэрол ее отталкивает, она намеренно блокирует любые мои эмоции.
— Открой глаза! Его нет, этого способа! У меня нет тела. Ничего от меня уже не осталось. Отпусти мою жалкую, растоптанную душу! — опускается рядом со мной на траву. Ее карие глаза, они поблекли, их полностью затопила скорбь.
— Кэрол, это бессмысленный разговор. Мы связаны. И я никогда по доброй воле этого не сделаю.
— Это все из — за Кая, да? Он сказал не отпускать. Но ведь он ребенок, Сальвадор, пойми! — вскакивает и начинает вокруг меня круги наматывать. А у меня так и не появились силы просто с земли подняться.
— Кай видит и чувствует гораздо больше нас. Он не оплакивал тебя. Ты знаешь почему? Потому что ты жива, mi estrella.
— Жива? Серьезно? — лицо искажено злобой. — А почему тогда я не могу до тебя дотронуться? — проводит рукой сквозь меня. И будто пропускает разряды тока.
— Я чувствую твои прикосновения, — слова даются с трудом, тело все еще вибрирует от ее касания.
— Врешь! Все ты врешь! Я ничто! Пустое место! Непонятное, едва заметное пятно! — проходит сквозь меня, несколько раз, мечется, как молния. А с моих губ срывается стон. Будто душу обволакивает, нервные окончания задевает, эмоций столько, что мое сердце купается в них.
— Пусть гнев уйдет и ты все почувствуешь.
Снова садится напротив меня. Проводит рукой по моему лицу. Хочу взять ее руку, расцеловать пальцы. И не могу. Пытка. Я готов вечность терпеть любые муки, только пусть будет рядом.
— Сальвадор, прости меня за смерть твоей дочери. Прости, пожалуйста, — голос стал смиренным. — Прости и отпусти. Давай попрощаемся, и на этом все. Мне пора туда, — неопределенно машет рукой.
— Я простил тебя, — вздрагивает. — И нет во мне жажды мести. Ты знаешь, я не лгу. Идти? Ты ведь даже не знаешь, куда. Все дороги закрыты. Кроме того пути, что изначально тебе предначертан.
— Если ты меня отпустишь, я увижу свет. Я не хочу так! Не хочу во тьме! — и столько мольбы и отчаяния в ее глазах. Она режет, кромсает меня на куски. Но я не могу уступить.
— Ты озаришь тьму. Будешь подле меня.
— Как я могла полюбить такого монстра, — закрывает лицо руками. — Сальвадор, ты чудовище, нет, еще хуже — безжалостный палач.
— Что ты сказала? — переспрашиваю онемевшими губами.
Закрывает рот ладонью. Мотает головой.
— Я пала на самое дно, — с этими словами растворяется в пространстве.
Эти слова, сорвавшиеся с губ, они стали и для нее откровением. Она вернется ко мне из плоти и крови. Сейчас я уверовал в это еще сильнее.
Глава 25
Меня больше нет. Наверное, лучше было бы просто провалиться во тьму, чем это медленное осознание, что я превратилась в непонятную субстанцию. Больше не смогу ходить, говорить с родными, не смогу обнять их. Они меня не увидят. Будут смотреть сквозь меня, и я могу сколько угодно орать, а мой крик такой же ничтожный, как и я сама. Никогда… жуткое осознание. Никогда и ничего не будет.
Только теперь понимаю, насколько это прекрасное ощущение — просто чувствовать свое тело. Улыбаться, злиться, одеваться, есть, просто жить… И какие бы испытания судьба ни преподносила, ничего нет хуже вот такого существования. Я как сторонний наблюдатель, лишенный любых прав, привязанная к своему хозяину.
Безысходность, я пропиталась ею, точнее, то немногое, что от меня осталось. У меня вдруг появилась сотня желаний, мне дико захотелось сделать то, чего я никогда не делала. Моя волчица стонет внутри со мной, она также заперта в этих оковах истинной связи.
Это единственное, что я ощущаю слишком остро.
