с Марьяны на Костю и обратно. Потом цокнула языком.
— Однако… Обманула меня, мать?
— Марьяна всегда говорит правду, — ответил за Марьяну Костя.
Юся весело хмыкнула. Но спросила все же у Марьяны:
— Я так понимаю, это — отец ребенка?
— Я не отец, я дядя! — возмутился Костя.
— Самых честных правил?
— Честность — это у нас семейное, — не остался в долгу Костя. А потом спохватился. — Тьфу, какой дядя! Брат я, брат. Будущий.
Юся явно хотела продолжить этот увлекательный диалог, но посмотрела на притихшую Марьяну — и резко встала с места.
— Так, ну-ка садись. Что, накрутила себя, да? Ну, прости меня, день сегодня с самого утра просто сумасшедший. Я замоталась.
— Юсь, ты просто сразу скажи, — проговорила Марьяна ставшими почему-то совсем бесчувственными губами. — Правду скажи.
— Всю правду скажу, только ручку позолоти! — скороговоркой пробормотала Юся, устраивая Марьяну на стуле. — Все отрицательное.
— Все совсем плохо?! — Марьяне казалось, что у нее комната перед глазами покачнулась, а потом перевернулась. И потемнело резко. Как же так…
— Все хорошо, блондинка ты моя! Все маркеры на генетически аномалии отрицательные. У нас там здоровая девочка.
— А я говорил! — завопил Костя.
— Так, а ну-ка, брат, не ори мне тут.
Дальше у Марьяны было все мутно. В кабинет зашла акушерка Юси, Анна Львовна, Юся велела ей померить Марьяне давление, оно оказалось низким, за что Марьяне попеняли и велели выпить кофе и съесть шоколадку. Потом Костя присел на уши Юсе с требованием все ему подробно доложить про анализ, допытывался про каждую цифру, Юся терпеливо объясняла. А Марьяна сидела на кушетке, медленно откусывала от принесенной Анной Львовной конфеты, прихлебывала кофе и просто дышала.
Дышала и жила.
* * *
— А она прикольная, — Костя зачем-то придерживал Марьяну за локоть, пока они спускались с крыльца клиники. — Не знаешь, замужем, нет?
— Костя, ты не вывезешь.
Он так знакомо ухмыльнулся.
— А я бы попробовал.
Марьяна не чувствовала себя способной вести с Костей диалог на достойном уровне. Более того, сейчас она себя чувствовала резко отупевший. Но при этом очень и очень счастливой. Все в порядке. С ее ребенком все в порядке. Это девочка. Блондинка с противным таммовским характером. Марьяна как-то глупо хихикнула. А потом смех замер у нее на губах. Потому что внизу лестницы стоял Герман.
Марьяна медленно обернулась к Косте.
— Я тебе говорил: «Не скажешь ты — скажу я». Но я, — Костя изобразил характерное движение, будто застегивал рот на «молнию». — Не сказал. Так что говорить придется тебе, — и он сделал приглашающий жест в сторону Германа.
— Кто мне объяснит, что здесь происходит? — Герман переводил взгляд с Марьяны на Костю и обратно. А ее накрыло мощнейшим дежавю. Так уже было. Около Костиного университета. Бесконечно давно, словно в другой жизни и не с Марьяной.
— Тебе Марьяна все расскажет. А я на всякий случай подожду в машине. Чтобы удостовериться, что все прошло успешно.
Марьяна смотрела в спину уходящему к своему автомобилю парню. Ну почему ты не дал мне этой половины дня, Костя?!
— Марьяна… — она почувствовала, что ее локтя коснулись пальцы Германа. — Что ты должна мне сказать?
Должна… Какое слово… сложное. Марьяна глубоко вздохнула.
— Да, сейчас. Давай только с прохода отойдем.
* * *
Они встали метрах в пяти от лестницы. Марьяна чувствовала пристальный взгляд Германа. И неуместное головокружение. Она вздохнула еще раз — чтобы набрать побольше воздуха. А потом — как прыжком в воду.
— Я жду ребенка от тебя, Герман.
Она пыталась смотреть ему в лицо, но взгляд почему-то помимо воли Марьяны сползал ему на шарф — серо-бежевый, в тонкую, едва заметную клетку.
— Ты же говорила, что принимаешь таблетки, — раздался, наконец, его спокойный голос.
Какая удачная расцветка шарфа.
— Я… — Марьяна повела плечом, будто ей что-то кололось. — Я их и в самом деле принимала. Просто в то время мы с моим врачом меняли одни таблетки на другие. И именно в этот момент… все и случилось.
— Ясно, — как же хорошо, когда человеку рядом с тобой все ясно. Вот Марьяне ни черта не ясно. — А почему я оказываюсь последним человеком, который об этом узнает?
— Почему последним? — Марьяна чувствовала, что вот эта блаженная тупость играет с ней злую шутку. И что-то важное, то, что происходит прямо сейчас в их разговоре с Германом, от Марьяны ускользает.
Хотя, может, этого важного и нет.
— Костя знает о том, что ты ждешь ребенка, уже некоторое время. А я — узнаю только сейчас.
— Это… это произошло случайно, — Марьяна кашлянула. — Я имею в виду то, что Костя узнал. Я не… не собиралась ему сообщать, конечно же.
— Конечно же, — процедил Герман. — Мне тоже — конечно же?
Незаметная серо-бежевая клетка стала почему-то расплываться перед глазами.
— Марьяна! — голос Германа звучал громче. И в нем наконец-то прорезались эмоции. Только совсем не те, которых хотела Марьяна. — Почему ты не сказала мне? Почему не сказала сразу?
— Ты… — говорить получалось медленно. Словно после наркоза. — Ты ведь все равно не хотел… этого ребенка. Помнишь утро в день твоего отъезда?
— Я такого не говорил.
— Ты не стал этого отрицать.
— Не надо додумывать за меня!
Марьяна вздрогнула от его резкого тона и громкого голоса. Она пыталась заставить себя поднять взгляд и посмотреть Герману в лицо. Но у нее это никак не получалось.
— Марьяна, посмотри на меня.
Медленно и тяжело, словно преодолевая невидимое сопротивление, словно воздух стал густой и вязкий, как кисель, Марьяна подняла голову.
Она сейчас не понимала ничего. Кроме того, что напротив нее стоит любимый человек. Отец ее ребенка. Стоит и смотрит сердитым и колючим взглядом.
— Марьяна, нашему ребенку внутри тебя уже два месяца! Почему я узнаю об этом только сейчас, да еще вот так?!
Марьяна не смогла бы ответить, даже если бы захотела. Кисель, что был снаружи, теперь оказался у нее во рту, забил все, так, что языком не шевельнуть. А Герман перед ней вдруг стал расплываться. Раздваиваться. Вот он такой, каким был утром — в синих трикотажных штанах и с голым торсом. А вот, рядом, еще один — такой, как сейчас — в пальто и серо-бежевом шарфе. Вот появляется еще третий, он…
Третьего Марьяна разглядеть не успела. А вот Герман успел. Подхватить успел.
А дальше — сплошная вата. Сквозь которую Марьяна едва слышала мужские голоса.
— Батя, ты что натворил, я вас на пять минут двоих оставил!
— Костя, вызывай скорую.
— Какая к черту скорая, она когда приедет! Вон клиника. Давай туда.
— Вверх по лестнице?
