отвязался.
Иван Иванович покачал головой.
— Она сама потом призналась. Вернее, проговорилась… богу. Какая-то из батрачек подслушала, как она каялась перед иконой, что погубила племянницу.
— Как же ей теперь живется? — хрипло проговорила Нюргуна.
— О, там была масса событий. Вскоре умерла старая служанка Февроньи.
— Боккоя умерла?! — в ужасе вскрикнула Нюргуна.
— Не могу сказать доподлинно, Боккоя или другая. Перед смертью, как потом решили, она выдала хозяину секрет фамильного золота Таскиных.
— Значит, Боккоя. Кроме нее и Каменной Женщины, о золоте не знал никто.
— Клад пропал, а вместе с ним и учитель. Куда он подался — неизвестно. Больше его никто не видел. Затем тойоншу постиг еще один удар — сгорел ее самый большой амбар с хлебом. Все подозревали нашего уж-жасного революционера Петю, которого мне не раз приходилось встречать у старика Мики. Его собирались схватить, но он исчез тоже.
— А потом?
— Что было потом, не знаю, так как поджог амбара приписали силе моей агитации и меня в срочном порядке препроводили сюда.
Нюргуна до боли стиснула пальцы. Она опустила веки, и перед глазами поплыли зеленые березы Кыталыктаха, его луговое раздолье, лица родных и близких людей. В Кыталыктахе их больше нет… Ушла из жизни Боккоя, ушли из усадьбы Василий и Беке. А что с Аныс? Может, тоже отправилась по белому свету на поиски счастья? И осталась в суровом господском доме одна Хоборос, Каменная Женщина, желавшая Нюргуне смерти. Зачем же Нюргуна рвется туда, на пепелище своих надежд и мечтаний?
Иван Иванович положил ей руку на плечо.
— Я понимаю ваше состояние, — тихо сказал он. — Вы сейчас как новорожденный олененок, изо всех сил убегавший от волка и вдруг увидевший под ногами пропасть… Бездна раскрылась перед вами, и не то, что преодолеть — даже заглянуть в нее страшно. Два года мечтали вы о родном уголке как о спасительной гавани, и вот — гавани нет, взамен — бушующее море… Ни родных, ни знакомых, ни гроша за душой — не так ли? А может, это и к лучшему? Вы молоды, здоровы и — свободны! Что может быть лучше этого!
«Я свободна? Да, да, это правда! Я ни от кого не завишу. Никто не имеет права мне приказать. Никто ничем не попрекнет. Да, я свободна!»
— Думаю, что возвращаться в Кыталыктах не только бесполезно, но и опасно. Раз она пыталась уничтожить вас однажды, то и во второй раз не пощадит.
«А может, появиться там хотя бы на мгновение? Чтобы подойти к ней и в упор сказать: смотри, я жива! И ничего ты со мной не сделаешь».
— Я говорил вам уже, что через день уезжаю в Якутск. Все мои товарищи давно там. Я задержался, чтобы закончить работу о среднеленском якутском диалекте: чувствую, что в будущем заниматься этим не будет времени. Так вот, я считаю, что Логин прав: вам надо в город. Ведь вы умеете читать, не так ли? Я знаю, вы учились.
Нюргуна кивнула головой.
— Продолжите свое образование… Революции нужны грамотные, способные люди. Ей нужны молодые силы, над которыми не тяготеет груз проклятого прошлого, нужны добросовестные работники, строители новой жизни.
— Что же я буду делать?
— Работа найдется! Перед нами много работы — не всегда радостной, всегда тяжелой. Но труд во имя революции — высшее наслаждение человека…
— Смогу ли я? — вздохнула Нюргуна. — Ведь я ничего не знаю.
— В городе много молодых знающих революционеров. Они помогут вам. Ну как, едете со мной?
— Да.
— Очень хорошо!
Иван Иванович выпрямился.
— Нет, не бездна перед вами, а та вершина, с которой взлетают в небо! — в полный голос сказал он. — Надо только хорошенько поверить в свои силы и крылья, и вы полетите! Да, — вдруг вспомнил Иван Иванович, — не стоит ли вам заглянуть в усадьбу этого купчишки, Атласова? У него батрачит женщина из ваших мест. Может, она вам тоже что-нибудь расскажет?
XV
Еще в лесу Нюргуна услышала пьяные крики. Это было так неожиданно, что она не на шутку перепугалась. Ей представилось, что через мгновение из-за лиственниц вылетит разнузданная ватага. Но шум не приближался, и Нюргуна осторожно двинулась вперед. Поворот, еще поворот — густой молодой листвяк внезапно расступился, и перед девушкой раскинулся длинный алас.
Дом стоял на самом краю аласной впадины, в окружении пышных берез. Часть их забежала во двор, за ограду и замерла гам: одно деревце — у хотона, два — по обе стороны крыльца и целая группка — посреди усадьбы. Оттуда и слышался шум. Присмотревшись, Нюргуна увидела под березами ряд длинных столов и пирующих за ними людей. Вдруг крики стихли. Кто-то выбежал за ограду навстречу Нюргуне и тут же вернулся назад. Нюргуна догадалась, что ее увидели, и нерешительно направилась к усадьбе.
Тут же за столами произошла небольшая суета, и оттуда выкатился человек с лоснящимся желтым лицом. Это был Атласов.
— Ты все-таки пришла! — захохотал он, хватая девушку за руку. — Не так-то просто обойти Атласова! Слава его далеко гремит, дым из трубы в Якутске виден!
Спотыкаясь на ровном месте, он потащил Нюргуну к столу. Ошеломленная девушка не сопротивлялась. Под березами сидело около двадцати человек, в основном, мужчины. Атласов усадил Нюргуну, с силой надавив ей на плечо.
— Смотрите все! — икнув, начал он. — Эту девушку зовут Кыыс-Хотун, я вез ее с Севера тысячу верст. Потом она сбежала — или отстала, не знаю, но вот она здесь, сама пришла, и я вам говорю — это моя невеста! Слышишь, Кириллин? Эй, сын князя! Хороша моя невеста?
— Угу, — отозвался молодой франт с набитым ртом.
— Постыдился бы, Акимушка, — сильно напирая на «о», сказал плотный бородатый старик. Нюргуна не сразу поняла, что это поп. — Сегодня как раз три года, как твоя Анна умерла. Негоже в такой день заводить разговор о новой свадьбе.
— Я не на поминки вас собрал, а чтоб отпраздновать свое возвращение из тундры. Думаете, легко колесить у самого Ледовитого моря? Так что забудем о мертвых. Будем жить, пока живется! Тем более в такие времена, когда, ложась спать, не знаешь, проснешься ли завтра!
— Аким! — крикнул с другого конца стола маленький плешивый человек. — Признайся: сколько шкур содрал с охотников?
— Сколько ни содрал, все мои! — не обиделся Атласов. — Вот посидите, я сейчас!
Он куда-то вперевалку побежал. Взгляды присутствующих оценивающе впились в Нюргуну. Нюргуна опустила глаза. Она чувствовала себя как на раскаленной сковороде.
Через минуту Атласов появился вновь с огненно-красной лисой в руках. Он ликующе взмахнул
