поволокой от успокоительного. И кошмар.
Капелька. Вниз. И дорожка по коже живота.
Резкая с каждым днём подкидывала мне все новые и новые вопросы. А я летел с катушек. Ведь у меня не было ответов. Ни на один. Но мне хотелось узнать о ней всё.
Почему Чарджер?
Зачем маска?
Кто такая Мэй?
И в чем причина кошмаров?
Я завис над кофе и долго разглядывал извивающийся дымок от сигареты, отчётливо видя похожий путь капельки воды.
Я уехал от отца, не объясняя причин внезапной спешки, но прекрасно понимал, куда хочу приехать чуть раньше, чем Амели.
Почему?
Зачем?
Для чего?
Может, чтобы уловить подсказку в том, как она выйдет из такси с Димоном. Может, для того, чтобы увидеть их вместе и вдолбить себе в мозг, что я зациклился.
На ней? Или на том, кто с ней?
Почему именно Авдеев, а не Клим? А следом ворох других вопросов, на которые у меня не было ответа.
Выйдя из такси у входа в «Амнезию», я бросил взгляд на часы и отошёл от лестницы, ведущей ко входу в клуб. Выбил из пачки сигарету, щёлкнул зажигалкой и затянулся, высматривая в проезжающих машинах ту, в которой приедет Резкая.
Клиника? Да.
Я же не лезу? Наверное, нет.
Лезу… Черт, я все-таки лезу. Да и похуй, если так.
Игнорируя шумные компании, стремящиеся побыстрее оказаться в клубе, я курил одну за одной и ждал. Смотрел на часы, на подъезжающие автомобили с эмблемами агрегатора такси, на силуэты девушек, среди которых все никак не появлялась она.
Клиника? Да.
Я же лезу? Да.
Может, все же забить? Ну нет. Я не Авдеев. У меня не получится.
Швырнув истлевший до фильтра окурок в урну, я потянул из пачки новую сигарету и замер. Подушечки пальцев не могло защипать от прикосновения к бумаге…
О нет. Это совершенно другое.
Стоило моему взгляду найти фигурку Амели, и он прилип к ней намертво. Я смотрел на нее не моргая. Следил за тем, как она переходит дорогу и поправляет собранные в высокий хвост волосы. Впитывал ее движения и с каждым ее шагом все сильнее чувствовал аромат кофе с миндалем.
Тонкий, словно ниточка.
Будоражащий запретным «чужая».
И отрезвляющий отчётливым «прикасаться нельзя».
— Привет, — поднял я руку, привлекая внимание Амели. Выгнул бровь, задавая девушке немой вопрос, какого черта она одна и пешком. И улыбнулся ответу:
— Я живу недалеко. — Взмах ладони в сторону виднеющиеся высоток. А через мгновение торопливое уточнение-вопрос: — Дима уже приехал?
— Пока нет. Я думал, он заедет за тобой, и вы приедете вместе.
Только в моих мыслях все совершенно иначе. Я хотел, чтобы Дымыч ещё раз облажался. Даже больше — я знал, что он снова облажается. И убедившись в этом, мне хотелось спросить у Амели, как ей нравится такое внимание? Зачем она терпит это наплевательское отношение? Ведь никак иначе не объяснить, почему девушка идет в клуб пешком. Когда могла приехать на такси. Со своим парнем. И судя по ее глазам, не мне одному было понятно, что Авдеев облажался.
Только сейчас я не собирался его спасать и что-то придумывать в оправдание. Наоборот, мне до одури хотелось посмотреть, как он станет выкручиваться. Какое оправдание придумает, чтобы объяснить отсутствующее внимание к своей девушке.
— Подождем или пойдем внутрь?
Выудив из пачки сигарету, я протянул ее Резкой и по усилившемуся жжению в кончиках пальцев догадался, что неловкое утро никуда не стёрлось. Не забылось, как что-то неважное. Но так же старательно игнорируется Амели.
Игнорируется. Однако во взгляде потемневших глаз мелькнуло удивление и вопрос: почему я ничего не говорю, не извиняюсь, не пытаюсь извиниться?
— Я ему не скажу, — произнес я, поднимая пачку выше и опуская взгляд на дрогнувшие пальцы Резкой.
Чтобы через секунду рывком перевести на скалящего зубы Игнатова, появившегося рядом с нами совершенно неожиданно.
— Да ладно?! Кого я вижу, Лукашин? За два года забыл, как тёлочек снимать? — рассмеялся Май, отделяясь от компании мажоров. Проскользив маслеными глазами по Амели, цокнул языком: — Цыпочка на пятерочку. Правда, не того выбрала. Зачем тебе лузеры, кроха? — спросил он и, когда Резкая отшатнулась от него, передёрнув плечами, Игнатов улыбнулся шире. А затем с замашками хозяина жизни провел тыльной стороной ладони по щеке Амели: — Не бойся меня, смазливенькая. Я таких люблю. Уступишь, Никитка, или заберу сам?
Глава 32. Никита
Кроха… Смазливенькая… Уступишь…
Я впечатал сжатый до хруста кулак в ухмылку Игнатова. Добавил ему левой и, глянув в сторону сорвавшихся на помощь своему дружку мажоров, рявкнул:
— Резкая, за спину! Ясно?!
— Да, — испуганно пискнула она, и ее страх отключил мне голову.
— Съебались нахуй! — выкрикнул, скинув куртку под ноги и отправляя на асфальт первого из мажоров прямым в челюсть.
По касательной зацепил второго и зашипел от прилетевшей ответки. А дальше глаза заволокло кровавой пеленой от истошного крика Резкой:
— Никита!
Я бил, не разбирая куда прилетают мои удары. Стряхивал наваливающихся парней и снова печатал кулаками.
В челюсть, по почкам, в солнечное.
Смаргивал вспыхившие звёздочки и снова впечатывал кулаки в челюсть, почки, солнечное.
Шипя от злости, когда удар оказывался не таким, как хотелось бы. И рыча зверем от попыток завалить меня толпой.
— Эй! Разошлись! Разошлись, я сказал!
Но вместо того, чтобы остановиться, я зарядил с ноги согнувшемуся парню и захрипел, когда меня спеленали и оттащили от плюющегося кровью Игнатова.
— Зря, Никитка, — процедил он, проведя ладонью по разбитым губам. — Я такое не прощаю.
— Так в чем проблема? — дернулся я. — Давай, договорим, блядь!
— Позже, — оскалился Май. Глянул на своих дружков и чиркнул по горлу, переведя взгляд на меня: — Встретимся, Никитка. И обязательно договорим.
— Зассал?! — выкрикнул я вслед удаляющемуся парню, рванулся, пытаясь стряхнуть с себя руки, и рассмеялся, повторяя: — Зассал!
— Успокоился! — прогремело за спиной. — Скажи спасибо, что к вам претензий не было.
— Ты охренел? — повернув голову, я уставился на одного из охранников и рявкнул второму, который потянулся к белой как смерть Амели, осевшей на бордюр с моей курткой в руках: — Сука, даже не пробуй ее трогать!
— Остынь! — встряхнув меня, как половую тряпку, охранник разжал захват и медленно процедил: — Даю пять минут свалить по-хорошему. Дальше вызываю ментов. Усёк?
— Усёк, — кивнул ему и, подойдя к Резкой, опустился перед ней на корточки — Эй. Ты как? Леля, ты как?
Вздрогнула, но подняла взгляд.
— Нам надо отсюда свалить. Хотя бы к соседнему зданию. Слышишь?
Кивок. Вложенная в мою ладонь и дрожащие губы.
— Мы отойдем
