своими ясными глазами:
– Верно.
«Не уезжай». Неимоверным усилием воли мне удалось подавить эгоистичный порыв. Мы стояли посреди коридора и не сводили глаз друг с друга, а влажный воздух Большого шатра с каждой минутой разогревался все сильнее.
Я изобразила на лице бодрую улыбку:
– Тебя впереди ждет работа, а я получу зимний театр с моим именем над входом. Мы оба будем купаться в самоцветах! Ну или в долларах.
Не успел он произнести ни слова, как я приоткрыла дверь в свою спальню.
На кровати сидела Колетт. Ее тугие кудряшки выбивались из привычной элегантной прически, юбка задралась до талии. На тумбочке стояли две кружки со следами помады.
– Что там такое? – спросил из-за моей спины Джеймисон.
– Тс-с. – Я на цыпочках попятилась назад.
Половицы заскрипели под легкими шагами Колетт.
– Триста? – прошептала она.
Я дернула Джеймисона за руку и, толкнув соседнюю дверь, втащила его в тесную кладовку, где хранилось постельное белье. Он раскрыл было рот, но я зажала его ладонью.
Снаружи прошелестели шаги Колетт, и мы оба замерли.
Теплое дыхание Джеймисона щекотало мне ладонь. В тесноте наши соприкасавшиеся тела пылали жаром. Его колени упирались мне в бедра. Его губы прижимались к моей руке.
«Поцелуй его!» – кричало все мое существо. Мы ведь уже целовались. Что изменит еще один поцелуй?
Через несколько дней он уедет. Мне доводилось хранить секреты посерьезнее, причем гораздо дольше.
Я убрала руку с его губ и медленно провела по его щеке. Он не сводил с меня сияющих глаз.
Никто из нас не осмеливался шелохнуться.
Из его светонити исчезла тьма, ее сменило более светлое чувство. Теплое, как уголек. Его руки нашли мою талию, и мое сердце заколотилось быстрее.
В тот первый поцелуй мы были незнакомцами. А теперь я его знала. Знала, как он поддразнивал Роджера, когда на вечеринках тот вместо виски прихлебывал воду, знала, что, если кто-то оскорбляет его друзей, его первый порыв – заехать кулаком, даже если драка заведомо безнадежна. Знала, как он превращает лимоны в чистящее средство и всякий раз паникует, когда мы выпускаем трапецию из рук.
Я не удержалась, запустила руку ему в волосы. Мягкие и густые, как я и запомнила.
Его взгляд соскользнул на мои губы, затем снова вернулся к глазам. На этот раз он не собирался никуда убегать. У нас обоих отсутствовал инстинкт самосохранения.
Сила столь же естественная, как природная гравитация, притянула меня к нему, и я закинула руки ему на шею, приподнявшись на цыпочки. Наши губы были в паре сантиметров друг от друга. Всего пара сантиметров, но таких мучительных. Я застыла, борясь с безрассудным желанием сократить этот разрыв.
Тревор сразу поймет. И если Дьюи спросит напрямую, ему придется все рассказать. Бешеная ревность вдребезги разобьет хрупкую оболочку Дьюи, выпустит наружу глубинную жестокость, скрытую под внешним благовоспитанным лоском. Что он сделает, если увидит в Джеймисоне соперника?
И даже если мы сумеем сохранить тайну, Джеймисон будет вынужден наблюдать, как я сдуваю пылинки с Дьюи. Прикасаюсь к нему. Смотрю на него так, как сейчас смотрит на меня сам Джеймисон: словно я для него и солнце, и луна, и все звезды на небе. Я пойду на все, чтобы Дьюи наконец дал мне камень.
– Я рада, что ты получишь работу. – Это прозвучало почти искренне.
Я почувствовала, как отчаянно заколотилось его сердце возле моей груди.
– Всегда можно найти другую работу. Здесь, на Шармане.
«Останься», – рвалось у меня с языка. Бог свидетель, каких усилий мне стоило не придвинуться к нему ближе.
– А что говорят Роджер и Триста?
– По-моему, ни ему, ни ей не хочется уезжать, хотя они в этом ни за что не признаются.
«Останься».
Но… Дьюи. Выборы.
Собрав все оставшиеся силы, я сделала шаг в коридор – по счастливой случайности, пустой. Следом вышел Джеймисон. Я отвернулась, не в силах видеть, как его светонить пропитывается болью. Он заслуживает лучшего.
– Смотри, часы Тристы. – Он наклонился, поднял их с пола и протянул мне. Стеклянный циферблат был разбит вдребезги. На платиновом браслете болталась свернутая записка.
Я отцепила ее. Плотная кремовая бумага, запечатанная черным восковым символом – часы.
Кровь застыла в жилах.
МЫ ВСЕГДА ПОБЕЖДАЕМ
Вдруг издалека долетел пронзительный детский вопль:
– Пожар! Пожар!
Джеймисон что-то закричал, но мой оцепеневший разум не понимал ни слова.
Хроносы опять нанесли удар.
Глава 22
Лакс
Хроносы решили уничтожить мою семью, явились сюда, ко мне домой…
– Лакс! – Джеймисон потряс меня за плечо. – Надо уходить!
Он потащил меня по коридору, заглядывая в каждую комнату и крича:
– Пожар!
Нет, не может быть. Наверняка это неугомонный Роджер придумал какой-нибудь особо хитроумный розыгрыш. Или мои дяди опять взялись за свои выкрутасы.
Но тревожно звонили пожарные колокола, в воздухе витал резкий запах дыма.
На ходу поправляя юбку, в коридор выбежала Колетт. Джеймисон схватил ее за руку:
– Где Триста?
– Ушла на кухню и до сих пор не вернулась. – Колетт окинула взглядом коридор. – Может, уже вышла на улицу?
У Джеймисона вытянулось лицо. Он хотел развернуться, но поток обезумевших Ревеллей уносил нас все дальше от кухни. Он крепко держал меня за руку, чтобы не потерять в толпе.
– Бежим!
Мы втроем пытались пробиться в конец коридора, к выходу, ведущему на пляж, как вдруг мои родные начали один за другим разворачиваться обратно.
– Дверь заклинило! – закричал кто-то.
Над их головами пламя расползалось по потолку.
Пламя. В нашем доме. В нашем брезентовом, легковоспламеняемом доме.
Мы прокладывали путь по запруженному людьми коридору. Для генеральной репетиции здесь собралась вся семья. Слишком много народу, слишком медленно все движутся…
По мере того как мы приближались к зрительному залу, дым становился все гуще. Разлеталось вдребезги стекло, раздавались вопли, какие можно услышать только в кошмарных снах. Мы ворвались в партер, и волна родственников, бегущих за нашими спинами, чуть не сбила меня с ног. Я отважилась поднять глаза…
Огонь подбирался к самой верхушке потолка, осыпая нас дождем пепла и горящих обломков.
– Почему стоим? Что нас держит? – Джеймисон проталкивался к парадным дверям. Ко входу для клиентов.
– Уходим! Сейчас же! – взревел дядя Вольф.
– Двери заперты! – закричала в ответ Милли.
Рядом с ней стояла Нана. Малышка Клара заботливо обнимала братика за плечи. Ее полные слез глаза поймали мой взгляд, я постаралась изобразить на лице храбрость, но не смогла.
В этом шатре были все, кто мне дорог.
– Эта дверь вообще не запирается! – рявкнула Колетт. Сколько раз мы пытались закрыть ее, не впускать внутрь туристов и пьянчуг, спрятаться от ветра, песка, дождя, но все безрезультатно.
– Ну-ка, пропустите. – К двери протолкалась тетя Кэролин. Она крепко схватилась руками за тканевый полог возле двери, стараясь его разорвать.
Не поддавался.
– Что за черт? – Она попыталась пробить дверь кулаком, но древесина даже не хрустнула.
Языки пламени пожирали дощатую сцену, затем с треском и ревом перескочили на зрительный зал, оттесняя нас все ближе к неподдающимся дверям. Джеймисон велел мне опуститься на колени и оторвал лоскут от своей майки.
– Дым поднимается вверх, так что пригибайся пониже. Прижми тряпку к носу и рту. Если нагреется, найди чем ее смочить. Поняла?
– Попробуй еще раз! – крикнула Нана.
Тетя Кэролин всем телом навалилась на дверь. Та не шелохнулась.
Мне много раз доводилось случайно подпаливать ткань шатра свечами, и я знала, что прожечь дырку в брезенте очень легко. Однако стены из пламени стояли неколебимо, словно сам огонь был зачарован: горел медленно, но распространялся быстро. Мы очутились в пылающей западне в самой сердцевине огромного, в десять этажей, костра.
Только Эффиженам под силу объединить мощь нескольких огней в один могучий пожар, но ведь они наши союзники, они бы не стали этого делать.
– Нам не выбраться! – По лбу Колетт катился пот.
Мы тут задохнемся еще прежде, чем сгорим.
Я закрыла глаза, призвала свою магию, отыскивая светонить Дьюи. Может
