Похоже, не видать ему прекрасную Веронику в своей жизни и постели. Что он за неудачник-то такой? Я уже начинаю верить, что все катаклизмы на нас сваливаются исключительно из-за его кривой кармы.
— Шахта, Женя. Да-да, та самая шахта, которую ты так блестяще выиграл у старшего Сорокина. — Теперь Медведев пристально смотрел на меня.
— А что с шахтой не так? — я удивлённо на него посмотрел. — Мне она даром не нужна, можете забирать. Чтобы шахтой заниматься, нужны определённые знания и время, а у меня ни того ни другого нет, — я развёл руками.
— Нет, так не получится, — Медведев покачал головой. — В том-то и дело, что ты не сможешь просто подарить её государству. Из-за этой шахты его величество был вынужден вмешаться в это дело. Собственно, так он и узнал о вашем с Мамбовым участии в нём, — добавил он, немного подумав. — Мы проконсультировались со специалистами по международному праву... В общем, не думаю, что тебе интересны подробности.
— Неинтересны, — подтвердил я. — Мне интересен итог всех этих переговоров.
— Было предложено создание акционерного общества закрытого типа. Акции будут поделены шестьдесят на сорок процентов в пользу государства. Это исключит тебя из состава совета директоров, и избавит от головной боли, связанной с запуском разработок. Но принесёт приличный куш в виде дивидендов. Что скажешь?
— По мне, так нормально, — я пожал плечами. — Только давайте сделаем шестьдесят, тридцать и десять. Олег тоже принимал участие в, хм, изъятии этой шахты из лап Сорокина.
— Как скажешь, — кивнул Медведев. — Я не против. — Он поднялся и повернулся к двери. — Вам с Мамбовым придётся здесь задержаться ненадолго, чтобы на месте оформить все необходимые документы. Завтра — послезавтра приедет поверенный, который и займётся бумажной волокитой. Но нужны будут ваши подписи, так что...
— Хорошо, всё равно я ещё не в форме.
— Выздоравливай, Женя. Твоя практика зачтена. Увидимся на балу. — И Медведев вышел, оставив меня наедине с моими мыслями.
Глава 21
Лебедев принёс очередной флакон и протянул его мне. Я в это время сидел на стуле и разминал руку. Она пока не функционировала в полном объёме, и это меня безумно раздражало.
— Что это? — я взял флакон и подозрительно посмотрел сквозь стекло на свет.
— Вытяжка из печени того дракона, которого вы в итоге всё-таки разрешили этой пиранье — Павлову, пустить с молотка, — хмуро высказался Лебедев.
— Не утрируй, ты забрал с несчастной зверушки всё, что хотел. Печень вот, например, — и я потряс флаконом. Жидкость была прозрачной и налита в прозрачный хрустальный флакон. Тут свет упал на содержимое флакона под определённым углом, и в нём отразились золотистые искры. — Это, что угодно, только не вытяжка из печени, — пробормотал я. — Вот что, какие у него эффекты и на ком это было опробовано?
— Это вытяжка из печени дракона, — терпеливо повторил Лебедев. — И я ещё не понял, почему она получается такой прозрачной. Этот момент уточняет Маринка.
— Маринка пускай что угодно уточняет, — я посмотрел на него и в глубине хрусталя увидел, как сверкнули две яркие жёлтые искры. Мой дар никак не мог смириться с ранением и пытался вырваться, чтобы приступить к регенерации. Вот только этого делать было нельзя, пока рука не обрела былую подвижность, и приходилось загонять его в источник чуть ли не пинками. — Какие у него эффекты и на ком они уже опробованы?
— Эта вытяжка придаёт эластичность связкам, — ответил Лебедев, поджав губы. — В вашем случае произошло грубое вмешательство в эту довольно сложную структуру человеческого организма. Может быть, уже начал формироваться рубец в том месте, где связки сшивались. И да, Никитка прав, в вашем случае другого выбора не было.
— Хорошо, с эффектами разобрались, — я кивнул. — Осталось выяснить, на ком вы это опробовали?
— На лабораторных крысах, конечно, — Лебедев вздохнул. — И двое егерей очень удачно пострадали. Один повредил ахиллово сухожилие, второй умудрился пропороть ладонь. А почему вас это так сильно интересует, Евгений Фёдорович? — Настороженно спросил наш клановый целитель.
— Потому что я чувствую себя той самой лабораторной крысой. — Открыв флакон, я отсалютовал им Лебедеву и одним глотком выпил содержимое. Потом посмотрел на пустую посудину. — Это точно какая-то вытяжка?
— Почему вы спрашиваете? — Лебедев нахмурился, и буквально вырвал у меня из рук флакон.
— Потому что эта хрень абсолютно безвкусная, как вода, — ответил я, нахмурившись, и тут плечо словно заново пронзило огромным зазубренным лезвием. — Твою мать, почему так больно? — прошипел я, хватаясь за повреждённую конечность.
— Так и должно быть, — удовлетворённо кивнул Лебедев. — Егеря тоже описывали очень неприятные и болезненные ощущения в первые пять минут, после приёма вытяжки. А у вас, Евгений Фёдорович, ещё и площадь повреждения куда больше.
— Почему меня не покидает ощущение, что в следующий раз, когда вас спросят, на ком вы испробовали свой декокт, вы ответите, что это были крысы, два егеря и этот, как его, Женька Рысев, который умудрился на полуразумную тварь нарваться. — Прошипел я сквозь стиснутые зубы. Было так больно, что слёзы выступили на глаза. Но, когда я отвлекался от волшебных ощущений и говорил неважно что, становилось вроде бы полегче.
— Ну что вы, ваше сиятельство, — всплеснул руками Лебедев. — Я никогда не назову вас просто Женькой Рысевым, как вы вообще могли об этом подумать?
— А, значит, со всем остальным я угадал, — боль вроде бы начала отступать, и я процедил. — Помогите мне до постели дойти, а то, я после твоих экспериментов могу завалиться на пол.
Лебедев тут же подскочил ко мне, и я услышал, как он пробормотал.
— Болевой импульс длился две минуты, восемнадцать секунд. Похоже, его интенсивность и продолжительность напрямую зависит от магического потенциала. — Вот точно на мне эксперименты ставят, сволочи!
Сев на кровать, я откинулся на подушку. Боль совершенно прошла, но в руке ощущалась скованность.
— До завтра рука может не двигаться, — предупредил Лебедев. — А уже с утра её можно начинать полноценно нагружать и проводить полноценные тренировки. Без этого, к сожалению, не обойтись.
— Спасибо, что предупредили, Аристарх Григорьевич, — ядовито проговорил я. —
