Вот как, казалось бы, должна была проявить себя честная, истинно любящаяжена, на которую нежданно-негаданно обрушилось такое известие. И каким это низвучит парадоксом, примерно эти же чувства, по законам логики, должна была бысимулировать соучастница преступления, ибо ничто так не страхует преступника отподозрений, как вовремя надетая личина невинности и неведения. А между темМария Стюарт выказывает после катастрофы такое чудовищное равнодушие, что этобросилось бы в глаза даже самому наивному человеку. Ни следа того возмущения,той мрачной ярости, в которую ввергло ее убийство Риччо, или меланхолическойотрешенности, которая овладела ею после смерти Франциска II. Она не посвящаетпамяти Дарнлея прочувствованной элегии, вроде той, какую написала на смертьпервого мужа, но с полным самообладанием спустя лишь несколько часов послеполучения страшной вести подписывает увертливые послания ко всем иноземнымдворам, чтобы хоть как-то объяснить убийство, а главное, выгородить себя. Вэтой более чем странной реляции все поставлено на голову, и дело рисуется так,будто убийцы покушались на жизнь не столько Дарнлея, сколько самой МарииСтюарт. По этой, официальной, версии заговорщики якобы находились взаблуждении, полагая, что королевская чета ночует в Керк о’Филде, и толькочистая случайность, а именно то, что королева вернулась на свадебное пиршество,помешала ей погибнуть вместе с королем. Бестрепетной рукой подписывает МарияСтюарт заведомую ложь: королеве-де пока еще неведомо, кто истинные виновникизлодеяния, но она полагается на рвение и усердие своего коронного совета,которому поручено учинить розыск; она же намерена так покарать злодеев, чтобыэто стало острасткой и примером на все времена.
Такая подтасовка фактов слишком бросается в глаза, чтобы обмануть кого-либо.Весь Эдинбург видел, как королева в одиннадцатом часу вечера во главе большойкавалькады, далеко озарившей ночь факелами, возвращалась в Холируд изуединенной усадьбы Керк о’Филда. Весь город знал, что она не ночует у мужа, и,значит, сторожившие в темноте убийцы заведомо не покушались на ее жизнь, когдатри часа спустя взорвали дом. Да и взрыв был произведен лишь для отвода глаз,скорее всего Дарнлея придушили злодеи, заранее проникшие в дом, – очевиднаянесуразность официального сообщения лишь усиливает чувство, что дело нечисто.
Но как ни странно, Шотландия молчит; не только безучастность Марии Стюарт вэти дни настораживает мир, настораживает и безучастность страны. Вы подумайте:случилось нечто невероятное, неслыханное даже в анналах этой кровью писаннойистории. Король Шотландский убит в своей столице, мало того, пал жертвоювзрыва. И что же происходит? Содрогнулся ли весь город от ужаса и негодования?Стекаются ли из своих замков дворяне и бароны, чтобы защитить королеву, чьяжизнь будто бы в опасности? Взывают ли проповедники со своих кафедр овозмездии? Предпринимают ли власти необходимые меры для разоблачения убийц?Запирают ли городские ворота, берут ли сотнями под стражу подозрительных лиц ипытают ли их на дыбе? Закрывают ли границы, проносят ли тело убиенного поулицам в траурном шествии всей шотландской знати? Воздвигают ли катафалк наплощади, освещая его свечами и факелами? Созывают ли парламент, чтобы заслушатьдонесение о неслыханном злодеянии и вынести приговор? Собираются ли лорды,защитники трона, на крестное целование, чтобы клятвенно подтвердить своюготовность преследовать убийц? Ничего этого нет и в помине. Странная, зловещаятишина следует за ударам грома. Королева, вместо того чтобы, воззвать к народу,заперлась во дворце. Хранят молчание лорды. Ни Меррей, ни Мэйтленд не подаютпризнаков жизни, притаились все те, кто преклонял перед королем колено. Они неосуждают убийство и не славят его, настороженно затаились они в тени и ждут,как развернутся события; чувствуется, что гласное обсуждение цареубийства импока не по нутру, ведь так или иначе они были во все посвящены. Да и горожанезапираются в четырех стенах и только с глазу на глаз обмениваются догадками.Они знают: маленькому человеку лучше не соваться в дела больших господ, тогогляди притянут за чужие грехи. Словом, на первых порах все идет так, как ирассчитывали убийцы: будто произошло пусть и досадное, но не слишкомзначительное происшествие. В истории Европы, пожалуй, не было случая, чтобывесь королевский двор, вся знать, весь Город с такой постыдной трусостьюстарались прошмыгнуть мимо цареубийства; всем на удивление забывают о самыхэлементарных мерах для прояснения обстоятельств убийства. Ни полицейские, нисудебные власти не осматривают места преступления, не снимаются показания, нетни сколько-нибудь вразумительного сообщения о происшедшем, ни обращения кнароду, проливающего свет на загадочное происшествие, – словом, дело всяческизаминают. Труп убитого так и не подвергается медицинскому и судебномуосвидетельствованию; и поныне неизвестно, был ли Дарнлей задушен, заколот или(труп был найден в саду с почерневшим лицом) отравлен еще до того, как убийцывзорвали дом, поистине не пожалев пороху. А чтобы не было лишних разговоров ичтобы не слишком много людей видело труп, Босуэл самым непристойным образомторопит с похоронами. Лишь бы скорее упрятать в землю Генри Дарнлея, похоронитьвсю эту грязную историю, чтобы не била в нос!
И что каждому бросается в глаза, каждому показывает, какие высокие лицазамешаны в убийстве, – Генри Дарнлея, короля Шотландии, даже не удосужилисьпохоронить как подобает. Тело не только не выставляют на катафалке дляторжественного прощания, не только не провозят по городу в пышном погребальномкортеже, предшествуемом безутешной вдовой, всеми лордами и баронами. Никто непалит из пушек, никто не звонит в колокола; тайком, в ночи, выносят гроб вчасовню. Без всякой помпы, без почестей, в трусливой спешке тело Генри Дарнлея,короля Шотландии, опускают в склеп, как будто он был убийцей, а не жертвойчужой ненависти и неукротимой алчности. А там… отслужили мессу – и по домам!Пусть бесталанная душа не тревожит больше мира в Шотландии! Quos Deus perderevult…
Мария Стюарт, Босуэл и лорды рады бы гробовой крышкой прихлопнуть всю этутемную аферу. Но во избежание лишних вопросов, а также дабы Елизавета невздумала жаловаться, что ничего не предпринято для раскрытия преступления,решено сделать вид, будто что-то делается. Спасаясь от настоящего следствия,Босуэл снаряжает следствие мнимое: этой маленькой уступкой он хочет откупитьсяот общественного мнения, пусть думают, что «неведомых убийц» усердно ищут.Правда, всему городу известны их имена: слишком много понадобилосьсоучастников, чтобы следить за усадьбой, закупить всю эту уйму пороху иперетаскать его мешками в дом. Немудрено, что кого-то и заприметили, да икараульные у городских ворот прекрасно помнят, кого они ночью вскоре послевзрыва впускали в город. Но поскольку коронный совет Марии Стюарт, в сущности,состоит теперь из одного только Босуэла да Мэйтленда – из соучастника иукрывателя, – а им довольно поглядеться в зеркало, чтобы увидеть истинныхзачинщиков, то версия о «неведомых злодеях» остается в силе и даже обнародуетсяграмота: две тысячи шотландских фунтов обещано тому, кто назовет именавиновных. Две тысячи шотландских фунтов – заманчивая сумма длябедняка-горожанина, но каждый понимает, что стоит сказать лишнее слово, ивместо двух тысяч фунтов заработаешь нож в бок. Босуэл же учреждает нечто вродевоенной диктатуры, и его верные приспешники, the borderers, грозно скачут поулицам города. Оружие, которым они потрясают, достаточно внушительно, чтобы увсякого отпала охота молоть языком.
