вид, что продался — чтобы спасти свою жизнь».
Я сидел на роскошном ковре, равнодушно разглядывая богатый дом и его хозяина, обсуждающего с близкими свою покупку:
— Обо мне теперь до следующих торгов будут говорить! Захотел диковину себе купить — и купил, всех обошел! Зовите всех в гости, будем веселиться!
Слуги бросились выполнять приказы со всех ног. Скоро дом наполнился шумными гостями и сводящими с ума ароматами готовящейся еды. Сразу исчезать с глаз хозяина и слуг было нельзя, нужно было дать фору Агеру, чтобы его, как продавца сбежавшей рабыни, не хватились раньше времени. Тааак, а что тогда насчет корыта с сытной похлебкой на дорожку?
— Я хочу жрать! — без всяких экивоков заявил я хозяину, восседавшему с гостями за невысоким столом с яствами. Меня усадили напротив, достаточно близко, чтобы меня рассматривать и предусмотрительно далеко, чтобы я не дотянулся до еды.
Хозяин поперхнулся, — наверно, другие рабыни такого себе не позволяли. Ну, извиняйте, я — рабыня рабынь, могу вести себя, как хочу! Гости тоже перестали есть и уставились на меня во все глаза, как будто попросил еды не человек, а говорящая собачка.
Но мой хозяин расхохотался, восторженно толкнув локтем какого-то гостя рядом, и приказал слугам меня покормить. Я, наконец, поел. Ел долго, не спеша, аккуратно облизывая пальцы и пялясь в гостей, словно в телевизор.
Народу здесь явно не хватало развлечений, — все, открыв рот, следили за привычным для меня поглощением одной горы еды за другой, как за действиями фокусника. Устроить, что ли, на прощание настоящее шоу по булгаковскому роману «Мастер и Маргарита», — с балом сатаны, хулиганскими превращениями и отрыванием хотя бы одной головы? И сам развлекусь, и народ развлеку. Хоть будет, что вспомнить… Булгаков, описывая в романе каждую деталь, в точности срисовывал ее с настоящей жизни. И дом был описан очень точно, и «нехорошая квартира», и косящая от постоянного вранья секретарша, и трамвай «Аннушка» вылетал из-за какого надо угла. И даже бал сатаны был на самом деле: мастер описал максимально точно поразившую его вечеринку советской партийной элиты. Верится, что ему являлся и сам сатана со своей свитой… В общем, если бы я был голодный, развлечение хозяину и его гостям было бы устроено по высшему разряду.
Я был сытый и добрый, поэтому решил, что покину такой гостеприимный дом по-хорошему. Меня хорошо накормили, и даже помазали натертую веревкой шею какой-то душистой мазью. Нет, хозяин дома не заслуживал разгрома с отрыванием головы за свои же деньги.
В дом заявились новые гости, причем, судя по поведению хозяина и гостей — нежданные. Среди гостей я с изумлением рассмотрел двоих в черной форме. «Хорошо, что успел поесть», — утешил себя я. Решил: даже если пришли не за мной, выкину «гостей» из дома. Ненавижу карающих, пытающих и ломающих судьбы людей во всех мирах!
Пришли — за мной, ничем не примечательной, кроме страшной некрасивости, купленной утром невольницей. Я дал себя вывести из дома, бодро промаршировал с понятно какими «гостями» две пустынных улицы.
И вот я уже сходу бью ногой в пах первому, кто оказался рядом. Самый эффективный удар в любой драке. Главное — попасть, и я — попал. Мужчина повалился на землю без сознания и остальные набросились на меня. Меня охватило такое бешенство, что я уже не думаю о чем, кроме убийства. Когда же вы наконец от меня все отстанете, мрази!
…Хрусть! Шея черномундирника ломается, я в ярости не отпускаю голову и отрываю ее с треском. Бросаюсь на оставшихся двоих, валю их и, ухватив за головы, расшибаю их вдребезги, голову об голову, как переспелые арбузы.
В гостиный двор Крома я прибыл на извозчике в своем привычном облике, прикрыв иллюзией только окровавленную одежду. Извозчичья лошадь испуганно косила глазом и хрипела всю дорогу, почуяв кровь. Я послал извозчика узнать, в каких комнатах сейчас Агер, и получить с него же плату. Можно уже не шифроваться и не заметать следы. Я не собирался жить, любить и работать ни в этой империи, ни в какой другой.
В номерах мои девчонки с плачем кинулись ко мне, не отпуская меня даже на пять минут — отмыться от засохшей крови. Я боялся спрашивать про Аньку, и с удивлением отметил, что Марина не выглядит опечаленной ее гибелью.
— Как же ты Аньку-то не уберегла? — горестно вырвалось у меня.
— А вот и уберегла! — счастливо засмеялась женщина. — Анни! Анни!
У одной из рабынь соскользнула с плеч пышная накидка и бросилась мне на шею:
— Дядя Роб! Ты нашел нас!..
Я ошеломленно обнял живую Аньку и крепко–накрепко прижал к груди.
— А кто же умер в пути?
— Одна тетя маленького роста, она все время болела и умерла! — грустно сказала Анька.
Я был наконец-то счастлив, в отличие от мрачного Агера. Тот явно скорбил по своей исчезнувшей армии, а может, — по предательнице Гибе, а скорее всего — по своей привычной жизни, где его все любили и подчинялись беспрекословно.
— Агер, я тебе еще много должен? — решил я поднять ему настроение.
— Нет, остатка денег с торгов хватило полностью покрыть твой долг. Осталось еще на оплату мест для твоего гарема в караване — до соседнего города, и на один прощальный ужин за твой счет. Караван выдвигается в путь через два часа, с этого же постоялого двора, я уже отдал задаток.
— Я не голоден. Вместо ужина разыщи, пожалуйста, по мыслесвязи Кайля, и решите с ним, как и где нам встретиться, чтобы лететь на плато к Айе. Ты давно живешь под этим небом, летаешь по звездам куда угодно. Скажи ему, что мы можем освободить его в любой момент и любым способом, не оглядываясь ни на что и ни на кого.
Агер надолго замолчал, и когда я уже занервничал — нужно было отправляться в путь, объявил, что Кайль на свободе, носится с украденным маленьким Непримиримым, не знает, как от него избавиться и чем его кормить, а молоко из козы гаденыш не пьет.
— Скажи ему, пусть оставит его при себе до нашей встречи, я загляну в первый попавшийся город и попрошу какую-нибудь женщину отвести мальчишку в имперский банк за вознаграждение.
— Передал — буркнул Агер. — Армию мою жалко, когда и где я еще таких героев наберу?
— Слушай, Агер, один мудрый человек утверждал, что героев в наемниках нет, один сброд, — или молодые дурачки, или всякая шпана, по которым плачет виселица. А самая главная доблесть наемника — взять деньги, и ни хрена не участвовать в битве. А то еще и перебежать на сторону противника, взяв плату и с преданного, и с нового хозяина.
— Да знаю я — усмехнулся Агер — Просто нет денег — не наймешь в армию воинов, нет воинов — не заработаешь денег. И как жить?
— Я знаю место, где можно жить без денег, армий и продажных девиц.
— И как же жить без денег? И без девиц?
— Свободно. Честно. Искренне. Без предательств. Развивать свою магию, помогать развивать магию другим. Близнецы из моей приемной семьи, Айя и Кайль, по драконьим меркам — еще дети, у них и магия-то до сих пор как следует не развилась. Родители их даже еще не начали обучать боевым приемам, когда чужаки напали на Логово. Я должен их научить всему, что уже знаю. И ты их можешь учить всему, что знаешь и умеешь, — магии, тем же боевым приемам и всяким военным хитростям. И любовь, и семья у тебя будет настоящая, а не придуманная. И я знаю место, где все это возможно, Агер.
* * *
Мы летели на плато плотным строем облаков — я, Кайль и Агер. В замаскированных облаками сетях неслась с нами — вместо агеровых наемников — армия моих друзей.
Я посмотрел на мчавшегося на встречу с сестрой Кайля и вспомнил свой последний разговор с его отцом:
— Ты готов отправиться к людям, и присматривать за близнецами?
— Вначале я должен отправиться к людям один. Пристроиться куда-нибудь, понять, как жить и чем жить, и потом принять у себя ребят… И у меня такой вопрос: вы нам денег на обзаведение дадите? Чтобы не с пустого места начинать.
— Дадим. Но надеюсь, ты не будешь бросать их направо и налево, чем привлечешь к себе внимание. Ты не должен выделяться…
Теперь мне не нужны деньги. Теперь мне не нужно бояться выделиться среди людей. Теперь нам всем можно жить, как захочется, — свободно, без оглядки, без страха проснуться в плену и стать чьей-нибудь игрушкой. Я обещал приглядеть за близнецами, — ну и заодно за всеми оказавшимися на моем плато, — и я сдержу свое обещание.
И если у них будут неприятности — а они у них обязательно будут, или я не знаю свою Айю, — я всегда буду рядом.
