дышал как загнанная лошадь и ругался как последний грузчик Гамбургского порта. Он перестал чувствовать левую ногу, но онемение даже помогло ему, теперь неловкие движения вызывали не такую сильную боль. Но возникла другая проблема. Его всё больше стала охватывать слабость. Рассуждая здраво, он понимал что, спуск по лестнице вниз, возможно, получится, но пробраться через баррикаду в таком состоянии… без шансов. Никак. Обидно, спасение близко… Что ж, пусть так, может внизу уже пожарные? Пора вниз..
…Устало разлёгшись внизу, недалеко от баррикады, Гюнтер понял что всё. Сил больше не осталось, он выложился весь, полностью. Напала сонливость, хотелось просто закрыть глаза и заснуть. Такая смерть будет лёгкой и безболезненной. Жаль, что такая красавица умрёт вместе с ним. Но это теперь уже не так важно… Просто хочется спать, хотя бы пару минут. Отдохнуть, набраться сил и выйти наружу… Совсем чуть-чуть поспать… И Гюнтер закрыл глаза..
…Пробуждение было ужасным. В раненой ноге словно что-то взорвалось или её пытались съесть. Заорав, он сел, безумно озираясь. Рядом с ним, рыдая, сидела Аннелиза и держалась за арматуру в его ноге. Отбросив её руки, он зарычал:
– Ты совсем спятила, дура?! Какого дьявола ты делаешь?! – он готов был убить эту садистку. Стоило на минуту закрыть глаза, как она, очнувшись, первым делом схватилась за железку в его ране. Уму непостижимо! Чем она думала?
Плача, она кинулась к нему и едва не задушила в объятиях. Её слёзы стекали к нему на грудь, прочерчивая дорожки на сильной, заросшей груди, припорошённой пылью.
– Извини-извини-извини, Гюнтер! Я не хотела, прости!.. Ты не просыпался… Я звала, звала тебя! По щекам била! А ты лежал как мёртвый! Я испугалась… Прости! – он с трудом понимал её бессвязную речь.
– Не неси чушь! Я устал, закрыв глаза всего на минуту! Просто устал, понимаешь? – остывая, проговорил Гюнтер. Оглядевшись вокруг, он сказал:
– Мы уже возле выхода. Пойдём! Помоги мне встать… – опираясь на её плечо, Гюнтер утвердился на правой ноге. Она обхватила его руками за пояс, прижавшись к нему, и повела вперёд, через деревянные обломки. Здесь дыма уже было меньше, так как свежий воздух развеивал его. Несколько раз, зацепившись за обломки мебели, они всё-таки добрались до двери. К этому времени, Гюнтер снова был на грани потери сознания. В голове мутило, перед глазами всё качалось и расплывалось, озноб бил ещё сильнее… На улице их встречала куча народа. Среди них Гюнтер угасающим взором заметил своих юных помощников из «Гитлерюгенда», спасённых детей вместе с Катариной и гордую аристократку с дочерьми. Медленно оседая на землю, он увидел, как все они кинулись к нему.
– Врачей сюда! Быстрее!..
– Гюнтер! Гюнтер! Очнись!..
– Герр унтерштурмфюрер!..
– Я баронесса фон Мантойфель! Я требую, чтобы этого офицера отвезли в самую лучшую клинику Берлина! Расходы не имеют значения, я оплачу! – прорвался в его голову властный голос Марии.
«Мария снова в своей родной стихии… Боже, как хочется спать..» – устало улыбнулся он и закрыл глаза. Неужели он не заслужил отдых?..
СССР. Москва.
11 апреля 1940 года.
Александр Самсонов (Дитрих Краузе)
Устало повернувшись на другой бок, Саша в который уже раз начал смотреть на след от раздавленного таракана на стене. Тот, кто убил насекомое, похоже, был крепко разозлён на него, иначе как объяснить, что останки таракана были размазаны на несколько сантиметров? Лежать на койке было неудобно, тонкие матрац и подушка не давали телу расслабиться. Запах в камере тоже не внушал оптимизма. Долго ещё ему тут торчать?..
Александра прямо с аэродрома привезли сюда. Ну да, куда же ещё можно привезти подозрительного немца? Только в тюрьму или в другое похожее заведение. Сопротивляться в машине или по приезду сюда, он и не думал, в конце концов, предполагал такое развитие событий. Скорее всего, в такой ситуации сам бы поступил так же. Его не били, обращались вежливо, на Вы. Из машины его провели в это здание, потом в подвал с камерами. Внизу было тихо, никто не орал и не пытался выломать дверь. Его персональное место отсидки было небольшим, метров пять в длину и три в ширину. Окон не было, в углу прикреплён к стене лежак, в другом углу стол и стул. К облегчению Саши, внутри не было параши, значит, будут выводить наружу. Не хотелось бы нюхать собственное амбре после отправления естественных надобностей.
Как он понял из скупых объяснений одного из конвоиров, кормить его будут три раза в день, раз в двое суток положена прогулка снаружи. Утром, сразу после прибытия, ему принесли жидкое картофельное пюре и маленькую рыбную котлету, он даже удивился, так же кормили завтраком в армии. В обед его порадовали сытной гречневой кашей с котлетой и компотом. Делать в камере было нечего, поэтому самым лучшим решением было спать… или размышлять. Выспавшись после обеда, он походил по камере, чтобы размять ноги и сделал лёгкую зарядку, наподобие тех движений, которые делали советские школьники под радио. На ужин оказалась овсянка. Её он не любил, как и неизвестный ему английский сэр, которого его слуга Бэрримор всё время пытался накормить этим. Но выбора не было и, преодолевая себя, он проглотил ненавистную массу, запив её сладким чаем.
Уже объявили «отбой» и погасили свет, но Александр, выспавшись днём, всё лежал с открытыми глазами и размышлял. Своё положение он оценивал как с плюсами так и с минусами. С одной стороны, его вывезли из фашистской Германии и не расстреляли, как он втайне опасался. Не бьют и даже неплохо кормят. С другой, засунули в этот каменный мешок и чего-то ждут, оставив его в подвешенном состоянии неизвестности. Он ожидал, что его важная информация, касающаяся товарища Сталина, заставит НКВД тут же засуетиться, провести с ним беседу и допрос… может даже, вызвать его к Берии… Всё же опасность касается самых высших людей. Но никто им не интересовался. Похоже, он оказался в чём-то наивным и переоценил собственную значимость. Или сейчас решают его судьбу? Может, произошло что-то? Неизвестность мучила его, он не знал что делать, к чему готовиться. Возможно, на это они и рассчитывали? Выбить его из равновесия, заставить метаться в клетке и психологически готовить к допросу? Если так, надо крепиться и вести себя
