Глафиру вытащил, а Матвея Егоровича течением на быстрину унесло, и нашли его только на третий день, верст на десять ниже по течению.
Варвара быстро взглянула на Маркиза и добавила:
– Многие на этот счет сомневались. Матвей Егорович – коренной сибиряк, крепкий, как дуб, и плавал хорошо. Но все же возраст – ему прилично за пятьдесят было, и сердце уже не то. Было, конечно, расследование, но Иван с Глафирой показания дали одинаковые, все сошлось, и расследование закрыли.
– И кому же достались Коровинские миллионы? – поинтересовался Маркиз.
– Вот-вот, в самый корень смотрите! – усмехнулась Варвара. – Коровин оставил завещание, по которому все отошло Глафире. У него ведь первая жена была и дочка от нее, но тут вдруг оказалось, что тот первый брак был не зарегистрирован, и Глафира очень ловкого адвоката наняла, который сумел так дело повернуть, что та дочка вообще не от Коровина. Вроде как по датам получилось, что, когда та жена… или не жена с Коровиным познакомилась, она уже была беременная. Сперва, правда, первой жене что-то постановили выделить, но тут она как раз умерла…
– Очень своевременно! – проговорил Маркиз.
– Ну да, очень своевременно, – повторила за ним Варвара. – Только все там вроде чисто было, и все деньги достались Глафире. Но город у нас маленький, люди говорили разное, и про Глафиру, и про Ивана, и про них обоих вместе… всем рот не заткнешь… в общем, как только Глафира вступила в наследство, она продала прииски и все остальное и уехала из Сангарска. И Ванька тоже уехал. А потом, года через два, я тоже перебралась сюда, в Петербург. И тут узнала, что Иван Орехов женился на Глафире и стал крупным бизнесменом…
– Вот как! – оживился Маркиз.
Варвара же, наоборот, начала задремывать. К счастью, в это время официантка принесла ей кофе. Выпив кофе несколькими глотками, журналистка ожила и проговорила:
– На чем я закончила?
– На том, что Иван женился на Глафире и зажили они долго и счастливо…
– Вот и нет! – Варвара поморщилась и осторожно попробовала ликер. – Ничего подобного! Иван-то, может, и хорошо зажил, а вот про Глафиру этого не скажешь. Нигде она не появлялась, никуда не выходила, сидела взаперти. Иван всегда и везде ходил один, как будто холостяк. А только ходили упорные слухи, что запила Глафира. Серьезно, по-настоящему запила. То ли совесть ее замучила, то ли гены сказались…
– Гены? А при чем здесь гены? – Леня мигнул официантке, чтобы принесла Варваре еще кофе, а то слишком уж низко наклонилась она над столом.
– Так папашку-то ее в Сангарске многие помнили – алкаш был, каких мало, только что в луже не валялся, и то потому, что здоровье у него было железное! Вот, наверное, Глафира от него эти гены и унаследовала. Мать-то ее бросила в подростковом возрасте. Не захотела с алкашом жить, да и ушла. Вольная была птица, по лесам ходила, травы разные собирала, зверей не боялась, утверждала, что их понимает, всегда договориться сможет. Сказывали, бабка ее шаманкой была.
– Угу, Синильга, значит, как в «Угрюм-реке», – усмехнулся Маркиз.
– Что-то вроде того, но в травах Глафирина мать понимала и дочери своей, видно, кое-что передала, потому что Глафира мою маму в свое время от смерти спасла. Выкидыш у нее был, ну, вызвали, конечно, «Скорую», да пока она приедет, мама бы кровью истекла. А тут Глафира бежит, пакетик несет. Заварила в горшке глиняном, мне, девчонке, и говорит: «Давай матери каждый час по полстакана». В общем, когда «Скорая» приехала, мама уж на ноги встала, ее даже в больницу забирать не стали.
Варвара на мгновение задумалась, потом продолжила:
– Как-то раз я дома у них оказалась. Интервью, что ли, у Ивана брала. И тут из задней комнаты показалась Глафира. Так я едва ее узнала… раньше-то, в Сибири, я ее часто видела. Конечно, она старше Ивана была, но все равно – интересная женщина, яркая и сильная. А тут, гляжу – совсем старуха, пьяная и больная… Особенно рядом с Иваном она ужасно смотрелась. Он – молодой еще, полный сил мужчина, красивый, между нами, а она – старая, больная алкоголичка… Тут я поняла, как им обоим нелегко приходится. Иван, должно быть, заметил, что у меня на лице отразилось, но ничего не сказал, Глафиру обратно отвел, вернулся ко мне и говорит: «Чтобы никому ни слова о том, что ты видела…»
– А развестись с ней он не хотел? – спросил Маркиз. – Или считал это непорядочным?
– Что?! – Варвара взглянула на Маркиза как на неразумного ребенка, – при чем здесь порядочность? Ведь все состояние Матвея Егоровича досталось Глафире, а он – только при ней что-то из себя представлял! Какой развод? Он бы от нее голым ушел!
– А лечить ее он не пытался?
– Конечно, пытался… – протянула Варвара. – Да только она ни в какую не соглашалась. У нее характер-то сильный всегда был, если на чем-то упрется – с места не сдвинешь. И Иван ее пытался уговорить, и Артем Васильевич…
– Артем Васильевич? – насторожился Маркиз, услышав знакомое имя. – А кто это – Артем Васильевич?
– Лозовой, – спокойно ответила Варвара.
Маркиз едва не поперхнулся. Он сделал паузу, чтобы привести в порядок свои мысли, и проговорил как можно спокойнее:
– А что, Иван уже тогда был знаком с Лозовым? Я знаю, что сейчас он покупает у него компанию…
– Да они сто лет уже знакомы! Лозовой же тоже из наших мест, и он с покойным Коровиным был в такой дружбе – водой не разольешь! И в память о друге Глафиру поддерживал. Правда, к Ивану не слишком хорошо относился – это понятно, – но все же открыто ни его, ни Глафиру не осуждал. Понимал, что женщине нужна поддержка.
– Значит, Лозовой с Коровиным были друзьями… – протянул Маркиз. – Это многое объясняет!
– Еще какими друзьями! – снова оживилась Варвара. – Вообще-то, Лозовой Матвею Егоровичу жизнью обязан.
– Правда?
– Конечно! Лозовой вообще-то из уголовников, срок отсидел за убийство. Потом вышел и занялся добычей золота. Да связался со своими старыми подельниками. А уголовники, или блатные, вообще-то в большинстве своем редкие сволочи, за грош лучшего друга удавить готовы. Это только обыватели о них всякий романтический бред повторяют, будто у них свой кодекс чести. А я в Сибири сталкивалась с блатными – хуже, подлее людей не найдешь. В общем, как только нашли они с напарником большой самородок, напарник ночью разбил Лозовому голову, забрал золото, забрал все продукты и дал деру. А Лозовой чудом выжил и два дня с разбитой головой шел по тайге. Потом