Эрик снова прошелся плетением, заставляя легкие Аделы восстанавливаться. Ругнулся про себя, видя, как опять появляется омертвение. Поднял взгляд на оруженосца. Парень стоял с зеленым лицом, старательно глядя в сторону, и видно было, что он едва удерживает тошноту. Да уж, мало приятного в том, чтобы смотреть, как красивая девушка кашляет гноем и кровью.
— Стиг, ступай к слугам. Кто там у них главный… Скажи, что госпожа тяжело больна, и господин тоже вот-вот сляжет. Пусть раскладываются. Мы снова застряли.
— Но я предлагаю вам остаться и служить мне так же верно, как вы служили Фолки, сыну Скегги, сыну Магни, — не унимался Хаук. — Взамен обещая заботиться о вас, как и о всех своих людях. И долю в добыче, как полагается по обычаю.
— Это решают не слуги, — сказал Стиг. Спасибо хоть не стал нос задирать, дескать, не тебе тут приказывать.
— А кто?
— Господин.
Эрик молча указал головой туда, где все еще толпились и гудели люди. Стиг понял.
— Тогда только Вигге, он правая рука господина… — Парень ругнулся. — Сейчас попробую.
Он двинулся к сгрудившимся вокруг Хаука людям.
— Кто первый? — спросил тот. — Я приму вашу клятву.
Эрик снова склонился над Аделой. Твою ж… это даже не губка, это труха, которая рассыпается от прикосновения! Он стер кровь с губы, сжег, растирая пальцами.
— Давай сменю, — сказала Ингрид, приседая рядом. — Я поняла, что делать.
Эрик кивнул и отодвинулся.
— Что со мной? — спросила Адела, глядя на них умоляющими глазами. — И что с Фолки?
— Фолки погиб, госпожа, — сказал Эрик.
Она вскрикнула и обмякла, лишившись чувств. Может, так оно и лучше, меньше рыдать будет. Хотя все равно будет, брат все-таки. Кажется, Хауку предстоит очень неприятное объяснение — впрочем, какое Эрику до этого дело? Он оглянулся туда, где Хаук, бледный и неестественно прямой, сжал в руках протянутые ладони коленопреклоненного человека, и кивнул. Стиг вырос за спиной Вигге, что-то зашептал.
— А в самом деле, что это за дрянь? — спросила Ингрид. — Никогда ничего подобного не видела.
— Не знаю. Не простуда… — Он выругался, осененный внезапной догадкой.
Не простуда. И вовсе никакая не болезнь. Кто-то кинул яд на жаровню в шатре. Кинул и ушел прежде, чем успел надышаться сам.
Но не мог же Фолки не понимать, что ядовитые пары прежде всего отравят его сестру? Она меньше, и дышит чуть чаще Хаука. Или совсем обезумел от алчности и злобы? Впору потерять голову, когда планы срываются раз за разом, особенно если не слишком умен. Фолки и правда не способен был просчитать последствия своих поступков хотя бы на пару шагов вперед — иначе сейчас не валялся бы с перерезанным горлом. Что стоило молча убраться со своими людьми, сесть на хвост отряду — ведь начинались леса — и подождать, пока представится случай отплатить шурину за все? Стрела в глаз, и никакие плетения не спасут. Нет же, поднял бучу, за которую и поплатился. И все же не настолько же он дурак, чтобы травить сестру? Как говорится, горит сарай, гори и хата… Или настолько?
Что это за яд? Может быть, еще не поздно дать противоядие? Плетения не справлялись: стоило подлатать в одном месте, как начинало рваться в другом. Сердце билось все слабее, и кровь перестала держаться в сосудах, пропитывая легкие. А еще Хаук…
И когда это случилось? Яды, попавшие при дыхании, действуют быстро. Эрик пошатнулся — закружилась от внезапной догадки голова.
— Ночью в шатре не пахло ничем посторонним? — не отрываясь от дела, спросил он, мазнул взглядом по нахмурившейся Ингрид.
Ингрид нахмурилась.
— Утром. Ночевала я с тобой.
Совсем он из ума выжил, если уже и этого не помнит. Неужели битва, поединок, спасение и гибель Фолки вместились в неполный день?
— Нет, — продолжала Ингрид. — Разве что поначалу — служанка сменила жаровню, собирая уголья из костра зацепила совком какую-то траву, дымило немного. Потом перестало. Или я принюхалась?
Эрик мысленно застонал. Свил диагностическое плетение.
— Может, конечно, в жаровню что-то подкинули с вечера, задумчиво проговорила она. Если бы уже утром, я бы, наверное, сейчас тоже нехорошо себя чувствовала. Все утро в шатре проторчала.
Может, еще обойдется? Может, посвящение чистильщиков защитит ее от яда, каков бы он ни был, как защищало от простуд и другой заразы?
Надо понять, что это за яд. Что может отравить, не только будучи съеденным, но и во время дыхания? Эрик мысленно перебрал признаки.
Клещевина! Проклятущая клещевина!
И, если так, омертвение будет возвращаться снова и снова. Профессор в университете показывал им нищего, который, желая, чтобы язвы выглядели натурально, сунул в разрез под кожу боб-семечко клещевины. Что ж, язва выглядела очень естественно и два года спустя, никак не желая заживать. И плетения помогли не сразу.
Может, хоть с Ингрид все обойдется?
Мимо прорысил Стиг, подошел Хаук, тяжело опираясь на Вигге и Бруни.
— Что с ней? — спросил он, глядя на все еще бесчувственную жену.
— То же самое, что и с тобой, — буркнул Эрик. — Сядь. Сейчас тобой займусь.
— Пока все, — Ингрид откинулась чуть назад. — Я могу помочь Хауку, если ты обессилел.
— Что с моей женой? — повторил благородный.
Эрик молча посмотрел на него, на Вигге и оруженосца.
— Займитесь делом, — велел Хаук. — Вигге, иди, распоряжайся… — Последние слова потонули в кашле.
Ну вот, все сначала. И уши у Хаука уже синие. Губы, наверное, тоже, хотя в бороде особо не видно. Эрик отогнал дурацкую мысль попросить благородного показать язык. Что нового он там намеревался увидеть? Убедится, что не только мочки ушей посинели? Так достаточно на ногти взглянуть…
— Что происходит? — повторил Хаук, пытаясь отдышаться.
— Я могу плести, — повторила Ингрид.
— Хорошо, только не до полного истощения, — неохотно согласился Эрик. — Скажешь, когда обессилеешь.
— Ты скажешь мне, что это, или нет! — попытался рыкнуть Хаук. Рык не вышел, трудно рычать, когда не хватает дыхания, а горло перехватывает кашель.
— Кто-то отравил тебя с Аделой этой ночью.
— Фолки, сукин сын! — Хаук сплюнул. — Нагадил-таки напоследок!
Эрик не стал ни соглашаться, ни спорить. Фолки, конечно, болван, но…
А если он ошибается? Вдруг дело не в жаровне? Может, это какая-нибудь зараза, привезенная ими с родных мест, которая тихо зрела недели, а то и месяцы, прежде чем дать о себе знать, как бывает, например, с чахоткой. Скажем, Хаук привез ее из приграничья. Могло же быть так, что Эрик не слышал о какой-нибудь редкой заразе?
