нет.
Тощие деревья вдоль дороги сгибались в три погибели под тяжестью снега.
— Кошмары, что ли?
— Хуже, — ответил Эстебан. — Ты вот обожаешь плавать, в бассейне или летом в озере, а тебе не приходило в голову, что на дне что-то есть? Другой мир. Невидимый. Под водой. Если до него доберешься, вынырнешь кем-то другим.
Том остановился. Он вдруг перестал чувствовать холод. Ему захотелось ударить мальчика, который шел рядом с ним, врезать ему кулаком, чтобы убедиться, что кулак пройдет насквозь, как если бы Эстебан был соткан из дыма, воды или снега.
От этого он удержался, но промолчать не мог.
— Ты... ты и это помнишь? Я никому об этом не рассказывал! Это МОЙ секрет. Откуда тебе это знать, если ты не призрак? Если ты не вышел из моей головы? Надо же, а я, глядя на твой комбинезон и сапоги астронавта, почти поверил, что ты настоящий.
Под ними, тремя петлями дороги ниже, коротко блеснул свет. Мальчики этого не заметили.
— Сам видишь, какая погода. Ты что, ждал меня завернутым в простыню и прикованным к скале? — пошутил Эстебан.
Том улыбнулся. Может, он и правда сам с собой разговаривает, шагая по ночной дороге? Вот закроет сейчас глаза — и Эстебан исчезнет. Может, лучше вернуться в свою комнату, чем брести в такой холод непонятно куда? Может, это сон, и если он себя ущипнет, то проснется в теплой постели?
Но Эстебан выглядел таким живым. И он был его единственным другом. Том не хотел, чтобы он исчез. Эстебан двинулся дальше, и Том тоже, припадая на левую ногу, чтобы правая как можно меньше встречалась с холодной землей.
Машина подкатила к мосту, когда они выходили из деревушки. Она ехала медленно, бесшумно, только подфарники светились, как желтые глаза дикого зверя, застигнутого снегом и подстерегающего неосторожную добычу.
Мост совсем обледенел, и они скользили, цепляясь за перила каждый со своей стороны.
— Ладно, я тебе верю. — Том старался говорить громко, чтобы придать себе храбрости. — Ты странный призрак, но, в общем, неплохой. Не думаю, что многие из вас помнят про дни рождения и дарят подарки!
Эстебан, цепляясь за обледеневшие перила, повернулся к нему:
— Том, ну серьезно, может, хватит уже играть?
— Во что играть?
— Я не призрак. И ты прекрасно это знаешь. И мое имя — не Эстебан.
Том чуть не упал. Покрепче ухватился за перила. Кто его разберет, замерзла река или нет?
— И как же тебя зовут?
Но когда Эстебан уже открыл рот, чтобы ответить, показались желтые глаза хищника.
Пятно света пробежало по мосту, высматривая жертву, а потом фары ярко вспыхнули и ослепили обоих.
«Осторожно, Эстебан!» — хотел крикнуть Том.
Крик застрял у него в горле. На той стороне моста никого не было. Никакого мальчика. Он был один в ночи, и хищник рванулся к нему. 49
Снегопад прекратился к утру, перед самым восходом солнца. Как будто к нашему пробуждению готовили безупречную декорацию. Нежные оттенки розового на плавных склонах вулканов, пляшущие тени елей на белом ковре с редкими оттисками галочьих лап. Изысканную гармонию нарушали лишь снегоуборочные машины, стальными отвалами скребущие асфальт. По шоссе можно было проехать только медленно, по самой середине и если никто не ехал навстречу.
Никогда у меня не уходило столько времени на три километра дороги между «Шодфурской мельницей» и Фруадефоном. Больше получаса. Когда я проезжала мимо бывшей лыжной станции, мне показалось, что сиденья подвесной дороги вот-вот внезапно стронутся с места, у въезда на парковку соберется очередь машин с багажниками на крышах, а оживший лыжный склон усеют, как пестрые конфетти, яркие комбинезоны.
Но нет, ни одного лыжника я не встретила, кругом только тишина и вороны. Тихое утро — и голос журналистки-паникерши из радиоприемника. Она предупреждала, что ближе к полудню разыграется новая метель, куда сильнее короткой ночной.
Оставайтесь дома!
Оранжевый «Колеос» у ворот фермы был виден издалека. А вот «Рено» Нектера не было. Но ведь он должен привезти результаты. Я быстро отогнала нехорошее предчувствие. Мы договорились встретиться в восемь, часы на колокольне мюрольской церкви еще не звонили, так что секретарь мэрии пока не опаздывал.
Завидев меня, Савина вылезла из машины. На ней была куртка защитного цвета — похожие носили в прошлом веке альпийские стрелки. С моей фиолетовой лыжной курткой она не шла ни в какое сравнение.
Место встречи выбрала я. На ферме. После того как получим результат ДНК-теста, каким бы он ни был, придется действовать быстро и слаженно.
Я по-прежнему была убеждена, что Том в опасности.
Савина направилась ко мне. Ее ушанку, похоже, сшили еще до Октябрьской революции, оранжевый шарф развевался на ветру. Вчера вечером мы расстались лучшими подружками, теперь она была насупленная, хмурая, как разбуженная в январе медведица.
Что изменилось за ночь?
— Вы знаете Ваяна Балика Кунинга?
Ни «здравствуйте», ни «как дела?», ни «Нектер уже едет, результаты у него».
Вместо этого, можно сказать, врезала под дых. Но я не дрогнула.
— Да, это мой психотерапевт.
— Сдается мне, не только ваш, но и Эстебана. Вы ведь вчера именно об этом умолчали?
Мне точно снежок за шиворот сунули, по спине поползла ледяная струйка.
— Как вы узнали его имя?
— Это надо у Боколома спрашивать. Вернее, у Нектера, если вам так больше нравится. Вы ведь догадываетесь, что мы с ним вчера вечером созвонились? Иногда он бывает на удивление проницательным. Тихонько потянул за ниточку и все распутал... Ваш сын за несколько месяцев до своего исчезновения сменил психотерапевта. Почему вы мне об этом не сказали?
В первую минуту я опешила, услышав имя Ваяна, но взяла себя в руки. Какая, в общем-то, разница, один терапевт или два?
— Не хотела усложнять. Когда Эстебан стал рассказывать странные истории, говорить, что хочет сменить оболочку, уйти в подводный мир и возродиться в другом теле, Гаспар Монтируар испугался. Он боялся столкнуться с суицидом и подкинул младенца — девятилетнего младенца — коллеге из Сен-Жан-де-Люз, у которого был опыт работы с детскими травмами. Как видите, ничего таинственного.
— Куда более таинственным выглядит то, что после исчезновения вашего сына этот доктор Кунинг перебрался в Нормандию и открыл кабинет в Гавре. А несколько месяцев спустя вы переселились в Этрета, откуда до Гавра и тридцати километров нет.
Теперь я поняла, в чем дело — Савина не могла поверить в такое совпадение. Должна ли я была признаться ей, что все объясняется просто? Да, я последовала за Ваяном. Когда Эстебан пропал, мне необходима была терапия. Выбрать доктора Кунинга было совершенно естественно. Когда он, получив возможность сотрудничать с одной из крупнейших в стране лабораторий клинической психиатрии, уехал в Гавр, я почувствовала себя потерянной. А затем на меня все это навалилось, полицейские показали мне тело утонувшего мальчика, утверждая, что это тело моего сына, сказали, что поиски прекращены и дело закрыто. Меня больше ничто не удерживало в Стране Басков. Я стала искать место, куда уехать, все равно куда, лишь бы подальше и лишь бы там было море. Руаян, Лорьян, Дюнкерк — неважно... Я оставалась на связи с доктором Кунингом и выбрала Нормандию и Этрета.
