— Во имя Отца и Сына и Святого Духа, крестится раб божий...
Стоя на берегу Дуная, басилевс Михаил наблюдал как бородатый епископ одного за другим окунает в воду знатных болгар и славян — всех, кто пожелал принять святое крещение вслед за молодым Крумом. Сам же хан уже выходил из воды, натягивая белую рубаху, скрывшую золотой крестик на груди. Крум держал свое слово — в обмен на спасение своего народа и новые земли на западе, он преподнес Империи дружественное христианское царство, надежный заслон от хищных язычников с севера.
Впрочем, от одних врагов ромеи и болгары и так уже избавились — подтверждением чему вдоль Дуная тянулись кресты, с распятыми на них аварами, сербами и прочими варварами. Над ними с карканьем кружились вороны и канюки, отяжелевшие от мертвечины. Сотни пленников были преданы жестокой казни — но это лишь малая часть тех язычников, что легли костьми в ущелье, получившем название Кровавый Котел. Вся слава аваров погибла в том великом сражении — и император Михаил Аваробойца по праву мог гордиться деянием, что уже сделало его одним из лучших кесарей в истории Рима. Пару сотен авар кесарь отобрал для проведения на ипподроме во время очередного триумфа, еще несколько сотен повисло на крестах или было казнено иным способом и лишь немногим беглецам удалось оторваться от погони и уйти на запад.
И все же кое-что омрачало торжество Михаила — и причина его скорби осталась там же, в Балканских горах, возле огромного кургана, насыпанного над телом Асмунда. Соратники похоронили старого воина по обычаю предков — сожгли тело и погребли останки под высокой насыпью из камней. Согласно тем же обычаям на кургане закололи коня и двух пленников — как жертву Святому Илие и Архангелу Михаилу. Да, сколь не крести вчерашних язычников, от иных привычек им бывает трудно избавляться.
Император поморщился, щупая шею — на ней багровел жуткого вида шрам, оставшийся от языка мерзкой твари. Метка аварской ведьмы, похоже, останется с ним на всю жизнь. Что же, в сравнении с его отцом и самим Асмундом, басилевс очень легко отделался. И достойно отомстил за обоих — где бы сейчас не были его отец и наставник, Михаил надеялся, что оба радуются крушению авар.
От этих мыслей императора отвлек Крум — хан болгар уже одевшийся в свое обычное одеяние, подходил к басилевсу. За ним следовало несколько германских дружинников: даже в этих, вроде бы, дружественных краях они старались держаться близ Михаила. Возглавлял их саксонец Конрад, после смерти Асмунда взявший начальство над варварской этерией.
— Приветствую брата во Христе, — сказал Михаил, — Крум или как ты сейчас зовешься?
— Симеон, — усмехнулся болгарин, — такое имя мне дал ваш жрец.
— Симеон, архонт болгарам, — кивнул император, — неплохо звучит. Надеюсь, ты посетишь столицу, чтобы разделить со мной триумф на ипподроме?
— Почту за честь, — склонил голову новоявленный царь, — хотя не знаю, стоит ли оставлять новые земли надолго без присмотра. В Трансильвании еще сидят назначенные Эрнаком наместники — и не все они уразумели, что у них теперь новый владыка.
— Поймут, — махнул рукой Михаил, — и очень скоро. Время авар прошло — здесь и где бы то ни было, а их держава больше не возродится никогда.
В тронном зале Скитинга было необычайно людно — не каждый день король-император Редвальд, посещал стольный град королей Тюрингии. Вместе с молодым владыкой прибыли и его жены — королева Британии Энгрифледа и пророчица франков Брунхильда из рода Меровингов. Третья же его супруга, Теодезинда из Фризии, находилась на сносях в Дорестаде. Девушки восседали по обе стороны от Редвальда, смотря на толпившихся перед ними герцогов и князей, собравшихся, казалось, ото всех народов, подвластных молодому императору: саксы, сорбы, бавары, франки, велеты. Особняком находилась группа людей в причудливых нарядах — одни, такие же германцы и славяне, как и подданные Тюрингской империи, другие — смуглые и скуластые, с раскосыми темными глазами и завитыми в косы черными волосами. От имени всех аварских беженцев сейчас говорил гепид Гелемунд, стоя перед Редвальдом.
— Нам не к кому больше идти, — говорил он, — никто, кроме короля Тюрингии не может нас защитить от ромеев и болгар. От лица лучших людей каганата, во имя дружбы, что издавна скрепляла наши народы, я прошу принять нас в подданство империи...
Редвальд переглянулся с Энгрифледой, а та, усмехнувшись, хлопнула в ладони:
— Дорогу королеве Аварии!!!
Толпа перед троном расступилась — и в зал, в сопровождении нескольких стражников, а также пожилой няньки из фризов, вошла темноволосая девочка, лет пяти, настороженно смотря на
