поймешь. Увы.
– И как же теперь искать этого человека? – вмешалась Габриэла. – Того, который убежал?
– Самый простой способ его найти – спросить у твоей мамы, кто это. – Вернер повернулся к Тимофею. – Все, что мог сделать ты сам, уже сделал. Дальше нужна помощь твоей мамы. Скажи, что мы разыскали ее предположительного знакомого. И что у него в кармане лежало письмо странного содержания. Вот, можешь ей показать. – Вернер протянул конверт Тимофею. – Возможно, что-то прояснится.
– А разве это не вещественное доказательство? – снова влезла Габриэла.
Вернер подмигнул:
– Ну, я же не работаю над этим делом. Конверт вы могли раздобыть и без меня – посему, полагаю, имеете полное право распоряжаться им как угодно. А мне что-то настойчиво подсказывает, что фрау Бурлакофф с родным сыном будет более откровенна, чем с представителем власти. Позвони мне, когда поговоришь с мамой. – Он взглянул на Тимофея. – Расскажешь, что удалось выяснить. Хорошо?
Тимофей молча кивнул и убрал конверт в карман куртки.
74
Как и обещали сводки, метель улеглась к полудню. Три снегохода отправились в путь сразу после завтрака, унося на себе Конрада, Огастеса и Йоргенсена.
– Вы же понимаете, что все это мы делаем для очистки совести? – прозвучал в наушниках Конрада голос Огастеса.
– Если мы этого не сделаем, будем отвечать по статье «преступная халатность», – сказал Конрад. – Так что хватит болтать и смотри в оба.
– Ублюдок, устроивший бойню, замерз насмерть в Антарктиде, – не унимался Огастес. – По-моему, в этом всего лишь воплотилась высшая справедливость.
Конрад не ответил. Он думал о тех, кто остался на станции. Горничные, повар и его помощник со сломанной ногой. Три трупа. И трое туристов, один из которых – более чем необычный человек. Чего стоит только эта его просьба, больше напоминающая приказ. Конрад до сих пор не решил, будет ли ее выполнять. В конце концов, погода наладилась, над головой светит ослепительное солнце, к вечеру приедут следователи. Почему бы им не разобраться с этим делом самостоятельно?
Размеренная жизнь на станции превратилась в ад, в фильм ужасов. Три трупа – это как минимум. Четвертый, скорее всего, они найдут сейчас. И все это за… сколько? Сутки? У станции «Сириус» есть все шансы войти в историю Антарктиды. Вот только вряд ли после всего происшедшего увеличится поток туристов…
Пожалуй, при любом исходе пора обновить резюме. До пенсии осталось всего-то пять лет, Конрад надеялся провести их здесь, на спокойном месте. И вот… Впрочем, полярники – не те люди, которые раскисают перед трудностями.
– Мы его даже не увидим, – вновь возник в треске помех голос Огастеса. – Держу пари, его занесло снегом так, что…
– На десять часов подозрительный холмик, – перебил его голос Йоргенсена.
Конрад повернул голову. Он мигом сообразил, о чем говорит врач. Посреди более-менее ровной поверхности снега виднелось возвышение неправильной, неестественной формы.
– Так на что ты там готов был спорить, Огастес?
Огастес промолчал. Но даже в молчании Конрад расслышал недовольство и усмехнулся. Огастес был отличным парнем, прекрасным работником, но его цинизм временами раздражал. Конрада очень многое в последнее время раздражало. А раздражение требовало выхода. Н-да…
Три снегохода, один за другим, остановились рядом с холмом. Конрад первым надел снегоступы и подошел ближе. Рукой в перчатке смахнул снег, и показалась одна из гусениц. Снегоход Оскара лежал на боку.
– Идиот не справился с управлением, – прокомментировал Огастес.
– При таком ветре он добрался аж досюда, – сказал Конрад. – Управлял уж точно не как идиот.
– Ну давай поставим ему здесь памятник. Вот прямо на этом самом месте. Я даже знаю, что написать: «Самый лучший водитель среди серийных убийц! От благодарных выживших».
Конрад проигнорировал очередное выступление. Срываться нельзя. Сейчас – точно нельзя. Не здесь, не при Йоргенсене… Он взял лопатку и принялся откапывать снегоход. Врач хотел было присоединиться к нему, но вдруг замер.
– Доминик, – тихо сказал он, – по-моему, копать надо там.
Конрад проследил за его взглядом и увидел в десяти метрах холмик поменьше.
Бросились туда. Огастес не отставал.
– Если этот сукин сын каким-то чудом жив – я могу случайно добить его лопаткой, – предложил он.
– Не можешь, – сказал Конрад. – Злобные ублюдки вроде тебя способны убить только на войне.
– Точно, я и забыл, что ты прекрасно разбираешься в людях и никогда не взял бы на работу убийцу!
Конрад проглотил и это – хотя глаза уже подернула пелена ярости. Лопаткой он пользоваться не стал, разгребал снег руками. Это странным образом помогало унять раздражение.
Вскоре показалась ярко-красная водительская спецовка, которую Оскар надел перед тем как совершить свой безумный побег.
– Вытаскиваем? – спросил Огастес.
– Ни в коем случае! – вмешался врач. – У него может быть повреждена спина. Убирайте снег.
– Значит, если этот сукин сын жив, – пропыхтел Огастес, аккуратно освобождая неподвижное тело от снега, – нам придется пять километров переть его на носилках – вместо того чтобы кинуть через сиденье и спокойно довезти? Клянусь генератором, я люблю Оскара все больше! С каждой секундой!
Когда освободили голову Оскара, Конрад жестом велел прекратить раскопки и посмотрел на врача.
– Давай. Твой выход.
Йоргенсен стянул рукавицу и просунул ее за воротник лежащего ничком бывшего коллеги.
– Ну? – не выдержал Огастес, когда врач поднял голову. – Жив?!
75
Вероника пила уже вторую чашку кофе и никак не могла стряхнуть с себя сонливость. Ночка выдалась еще та, а утром Тимофей подскочил ни свет ни заря, и ей тоже пришлось вставать. Не могла позволить себе разлеживаться.
Все, кроме тех, кто уехал на поиски Оскара, опять собрались в столовой. Пришел, опираясь на костыль, даже помощник повара. Брю выглядела так, будто вовсе не сомкнула глаз за всю ночь – что, в общем, и неудивительно.
– В гробу бы я видала такой отдых, – вздохнула Вероника.
– Все-таки изначально мы ехали не отдыхать, а работать, – напомнил Тимофей.
– По-моему, мы и не отдохнули, и не поработали, – ворчала Вероника. – Впрочем, хоть сейчас наконец-то жизнь стала похожа на жизнь.
– Что ты имеешь в виду? – заинтересовался Тимофей.
– В жизни вечно нет никакого смысла, а самые важные вещи происходят случайно, – зевнула Вероника. – Это в кино ты бы обязательно раскрыл дело, пользуясь исключительно своими гениальными мозгами. А в жизни преступник сам себя выдал и сам же себя угробил. Тоска…
– Как минимум два «живых» дела я раскрыл, пользуясь исключительно своими гениальными мозгами, – напомнил Тимофей.
– Это – статистическая погрешность, – отмахнулась Вероника. – Если хочешь мое мнение – нам нужно вернуться к архивным делам. Это спокойнее, безопаснее, и там у
