узел веревки, мокрая губка?
Надеясь, что Ива кончила, Грант резко садится. Ива странно на него смотрит, затем берет салфетку с прикроватного столика и вытирает ему лицо. Салфетка становится красной, и он вдруг ощущает во рту металлический привкус.
Ива смотрит на окровавленную салфетку и хмурится:
– Рано в этом месяце.
Привкус во рту смягчается, превращаясь во что-то более сладкое и успокаивающее. Грант думает, не испачкал ли он еще и зубы.
– Мне надо идти, – говорит он. – Увидимся уже завтра.
– До завтра. – Ива прикасается к его бороде, а затем убирает руку, любуясь темно-красными каплями.
Когда Грант выходит из комнаты Ивы, вокруг царит темнота и тишина. Кажется, все спят. Он ощупью пробирается по коридору, пытаясь найти выход.
Дверь одной комнаты вдруг распахивается. С удивлением обернувшись, Грант видит Цветок Мейера, обрамленную светом.
– Привет, – шепчет она.
– Привет, – откликается Грант.
– Ты выпускник Уолдена, да? Брадобрей о тебе рассказывал.
– Правда?
Девушка кивает.
– Он сказал, что ты хороший человек и что ты мне поможешь.
Грант чувствует прилив гордости, оттого что Брадобрей так высоко о нем отзывался.
– Сделаю все, что смогу.
Девушка вкладывает ему в ладонь записку.
– Передашь Брадобрею как можно скорее?
– Конечно. Утром, за завтраком. – Грант убирает листок в карман куртки. – Мне сказать, от кого записка?
Цветок Мейера мгновение колеблется.
– Скажи, что от Нари.
Глава 17. Нари
Мать назвала ее Нари, несмотря на возмущения семьи ее отца.
«Бога ради, дай ей американское имя», – выговаривала бабушка, но мать не сдавалась. Она чувствовала, что и так пожертвовала всем ради семьи мужа. Имя ребенка оставалось единственным, что она хотела сохранить для себя. «Когда я ее зову, хочу говорить по-корейски», – объясняла мать.
Теперь, когда Нари думает о своем имени, ей ужасно хочется услышать его из уст матери. Она вспоминает, как ее голос разносился над дюнами: «Нари!» Как они ужинали, мать сидела, поджав под себя одну ногу, и ловко перебирала макрель, чтобы найти для дочери самый лакомый кусочек. «Нари» было частичкой дома, поэтому она держала его в стороне от своей рабочей жизни и предпочитала посредственные псевдонимы, которые меняла в «Петле» как перчатки, не несущие ни смысла, ни груза прошлого.
Она всегда испытывала некий трепет, используя псевдоним и через имя создавая, оживляя новый персонаж. Роза в лагере – более жесткая и отстраненная, чем Нари. Она должна себя защищать. Сбросить личину Розы – все равно что скинуть свинцовое одеяло с плеч, освободиться от неподъемной тяжести всего, что она несла.
Этим утром она проснулась рано, за час до того, как обычно встают Цветы. Она пакует чемодан сейчас, чтобы завтра утром первым делом отсюда уехать. Нари мечтает, как будет приятно услышать от Брадобрея ее настоящее имя, и пытается угадать, как же на самом деле зовут его самого.
Закончив сборы, она выходит из своей комнаты и видит Юдифь, стоящую в коридоре со скрещенными на груди руками.
– Не откажешься выпить со мной чашечку чая? – спрашивает Юдифь.
Нари прожила в лагере достаточно долго, чтобы уяснить, что Юдифь никогда ни о чем не просит, даже если так кажется. Единственный вариант – согласиться.
– С удовольствием.
– Отлично, – сухо произносит Юдифь. – За мной.
Они идут по коридору мимо кухни в восточное крыло торгового центра. Нари чувствует запах комнаты Юдифи: едкой хлорки и лимонного ароматизатора, будто там только что провели тщательную уборку.
В комнате действительно чисто. Сквозь стеклянный потолок видно серое небо, и на выложенный бирюзовой плиткой пол струится свет. В углу стоит больничная кровать, аккуратно застеленная белыми простынями и покрывалом с цветочным узором.
Юдифь усаживает Нари за маленький складной столик, наливает две чашки чая.
– Тебе с сахаром, верно?
Нари кивает.
Юдифь кладет по два кубика в каждую чашку и ждет, пока кристаллики растворятся, прежде чем продолжить.
– А ты очень занятая особа, Роза. Как давно трахаешься с Брадобреем?
Прямота Юдифи застает Нари врасплох.
– Что?
– О, прости. Занимаешься любовью. Вечно он такой сентиментальный, да? – Юдифь помешивает ложечкой свой чай. – Месяц? Два? С момента приезда в лагерь? Хотела бы знать, сколько ты уже обманываешь.
– Обманываю Мейера?
– Нет, – отвечает Юдифь, и в ее голосе сквозят грозные нотки, – Иву.
Нари делает маленький глоток чая. Слишком сладкий. Чай слишком сладкий, но все равно не может смягчить горечь от слов Юдифи. Значит, Нари была права, подозревая, что между Ивой и Брадобреем что-то было.
– Я не знала, что они вместе.
– У них была договоренность. Но с тех пор как ты приехала в лагерь, Брадобрей к ней охладел, и теперь их взаимопонимание под угрозой. Я всегда тебя опасалась, но теперь знаю почему. Ты здесь не просто чтоб ублажать мужиков, так? Бригадир приходил к тебе не за этим.
Юдифь поднимается и берет с письменного стола маленькую черную коробочку.
– Открой. Ты поймешь.
Нари осторожно открывает коробку. Внутри лежит кучка серебристого пепла.
– Диспрозий, – говорит Юдифь. – Сложное название для сложного товара. Но ты это знаешь и без меня. Скажи, этот лагерь – единственный объект разработки в регионе?
– Кто вам об этом рассказал?
– Бригадир, разумеется. Выведать было несложно. Пара стаканов отлично развязывали ему язык. – Юдифь грубо смеется. – Но он сказал, что тебе известно еще больше.
Она заговорщически подается ближе.
– Мы можем забыть о том, что было между тобой и Брадобреем, если так тебе станет легче. Просто расскажи об этом в лагере.
Нари внимательно разглядывает Юдифь:
– Почему я должна вам доверять?
– Потому что я знаю, что такое быть загнанной в угол. Мы похожи, Роза. – Голос Юдифи срывается. – Почему еще, по-твоему, я работаю в этом убогом лагере?
Нари никогда не размышляла о Мадам вне контекста Цветов и не представляла, о чем Юдифь может думать или мечтать, что оставила ради работы здесь и к чему вернется. Нари считала Юдифь лишь винтиком в огромной машине, который существует исключительно для того, чтобы держать Цветы в узде.
– Это самый первый, – говорит Нари. – К следующему сезону лагерями по добыче полезных ископаемых будет заполнен весь регион.
Нари рассказывает, что после геологической съемки проект продолжат уже без Мейера, Копателей и Цветов. Землю выкупят, и начнется настоящая добыча. Шоссе оживет, по нему будут мчать грузовики с оборудованием и рабочими. Ценный металл извлекут из земли, затем доставят на юг, где его переработают и создадут Флик версии «два-точка-ноль». Цикл будет повторяться, пока регион не превратится в зияющую яму.
Лицо Юдифи становится печальным.
– Все куда хуже, чем я предполагала. Мужчины не остановятся ни перед чем, пока все не будет принадлежать только им. – Юдифь касается руки Нари. – А если я скажу, что есть место, где ты сможешь стать свободна от их тирании?
– Такого места не существует.
– Существует. На севере, недалеко отсюда. – Глаза Юдифи вспыхивают, она как никогда оживляется. – Ты видела, что я способна тебя защитить от любого мужчины, который попытается причинить тебе вред. И мы никогда не убиваем без причины, работаем с уважением, поэтому мужчина сохраняет ясность ума и понимает, что происходит и почему. Я уже сказала это другим Цветам. На «Белой Алисе» тебе больше никогда не придется насиловать себя ради удовольствия мужчины.
По телу Нари пробегает дрожь:
– Я думала, что «Белая Алиса» – это миф.
– Жителям города очень хотелось, чтобы мы были лишь страшной сказкой. – Взгляд Юдифи смягчается. – «Белая Алиса» стареет. Нам нужны новая кровь и новое поколение.
* * *
Тем вечером Нари в последний раз готовит Цветам ужин. Кладовая почти пуста, однако в буфете обнаруживается несколько банок кукурузы, а в морозилке – форель. Нари размораживает рыбу, а потом, вывалив внутренности из вспоротого брюшка в раковину, приправляет лавровым листом, луковыми хлопьями, чесночным порошком и ставит запекаться в духовку. Консервированную кукурузу разогревает на сковороде с маслом, солью и перцем. Блюда примитивны, но лучшего из остатков не сделать. К тому же Цветам есть чем занять мысли: Юдифь дала им время до завтра, чтобы решить, хотят ли они присоединиться к «Белой Алисе».
Кухню наполняет запах жареной рыбы. Цветы собираются на ужин.
– Я не пойду, – говорит Фиалка, когда Нари ставит на стол форель. – Я скучаю по семье и друзьям. По своей жизни.
Ирис кладет себе на тарелку кусок рыбы.
– Но Юдифь говорит, что на севере ты можешь начать новую
