и сев на её край рядом со мной. — Даже Боги испытывают гедонистические желания в пещерах. Я даже не представляю, как эти пещеры могут влиять на смертных.
Я не решалась смотреть ему в глаза. Я чувствовала, что могу увидеть в них свою душу, и я не знала, понравится ли мне это. Я выглянула в окно и заметила, как поток света начал меркнуть, словно его закрыло облаком. Я нахмурилась. Неужели его настроение так быстро менялось?
— Почему ты выглядишь так, словно тебе стыдно? — спросил он низким и осторожным голосом. — У нас и раньше был секс.
Я покачала головой и снова посмотрела на него.
— Мне не стыдно.
— Ты чувствуешь, что над тобой надругались?
Не совсем.
Вообще-то, чем больше я вспоминала из того, что мы делали, тем меньше это меня заботило. Я и раньше пробовала наркотики. Я знала, каково это — заниматься сексом под действием наркотиков. Правда на этот раз, эффект был в тысячу раз сильнее, а я была в тысячу раз более развязной.
Без сомнения, это был лучший секс в моей жизни, а это говорило о многом, учитывая то, с кем я занималась им в последнее время.
Меня беспокоило то, что я ему сказала. Одно дело — заниматься сумасшедшим животным сексом в хрустальной пещере. Я совершенно этого не стыдилась. Но позволить своим словам и мыслям изливаться так же свободно, как я раздвигала ноги… это было совсем другое дело.
Я попыталась пройтись по всем своим воспоминаниям, но не могла вспомнить ничего из того, что я сказала. Может быть, я вообще ничего не говорила?
Это было возможно, но маловероятно.
— Ты моя жена, — сказал он, и мягкость в его голосе удивила меня.
— Я знаю, — сказала я, и, протянув руку, коснулась его руки, чтобы уверить его в своих словах.
Я редко касалась его рук. Не потому, что я их боялась, а потому что такое простое действие выражало близость, которой между нами не было. До тех пор, пока мы не раздевались.
Он откашлялся, и убрал от меня свою руку. После чего обратил внимание на окно. Кажется, это было самое безопасное место, куда можно было смотреть. И только теперь я заметила, что у горгульи снаружи отсутствовал один рог.
— Так что всё-таки произошло? — спросила я, постаравшись добавить лёгкости тону своего голоса, так как заметила, что снаружи становилось всё темнее.
Солнечный свет мерк с такой же скоростью, с которой портилось его настроение.
— Кристаллы заставляют тебя возбуждаться или что-то типа того?
Он фыркнул, и я была рада, что насмешила его.
— Что-то типа того. Скорее они предоставляют тебе односторонний взгляд на то, каково это — чувствовать себя Богом.
— Никаких мыслей, только потрахушки? Не пойми меня неправильно, но ты кажешься мне гораздо более осмысленным.
Очередная улыбка, на этот раз ироничная.
— Я рад, что ты так считаешь. Я не всегда такой. Хотелось бы думать, что это и сейчас так.
Я позволила своему взгляду пройтись по его телу. Он был таким большим, крепким и широким. Было сложно не смотреть на него. На нём была чёрная рубашка, чёрные штаны, ботинки, перчатки — всё, как всегда. Его волосы были забраны в своего рода хвост, и его прекрасное лицо было отлично видно. Его глаза были подведены чёрной сурьмой, и я находила это невероятно сексуальным, так как подводка выделяла его серые глаза. Я знала, что он делал это, чтобы заполнить пустое пространство глазниц в масках, которые он носил, но мне нравился этот образ. Очень.
— Вода пошла тебе на пользу, — сказал он, немного помолчав.
Мои щеки вспыхнули, а он глубокомысленно посмотрел на меня.
— Я видел проблески тебя. Тебя настоящей. Той, кем ты могла бы стать. Ты не… — он облизал губы, и задумчиво прищурился. — Ты не та, кем ты себя считаешь, феечка.
— Ты это уже говорил.
— Ты должна знать, что это правда, — сказал он ещё более настойчивым тоном. — Ты знаешь, что твоё место здесь, со мной, в этом мире. Часть этого мира поёт тебе. И заставляет тебя чувствовать себя как дома. Ты это знаешь. Випунен это знает.
— Випунен это знает? — спросила я. — Он ничего мне не сказал.
— Может быть, ты задавала неправильные вопросы? — парировал он. — Пока ты спала здесь сегодня утром и восстанавливалась после того, как я оттрахал тебя до потери сознания, — добавил он с ухмылкой, — я нанёс великану визит. Я хотел узнать, как всё прошло, на случай если ты не запомнила. Он сказал, что ты его удивила. Конечно же, я попытался выведать у него ещё больше информации, но он сказал, что всё, что касается тебя, он расскажет только тебе.
Я снова почувствовала гордость. Я удивила всеведущего древнего великана. А это было не мало.
— Когда я увижусь с ним в следующий раз? — спросила я.
— Завтра утром, — сказал он. — Тебе надо ещё отдохнуть.
Я приподняла одну бровь.
— Потому что он меня умотал, или потому что ты меня умотал?
Его глаза сверкнули.
— Мы оба.
А затем выражение его лица помрачнело, и его лоб разгладился. Что-то на него давило.
Но и на меня тоже что-то давило.
Я глубоко вздохнула.
— Мне нужно тебе кое-что рассказать, — сказала я, одновременно с ним.
Мы посмотрели друг на друга, широко раскрыв глаза.
— Ты первая, — сказал он.
— Нет, ты, — сказала я, постаравшись прозвучать более решительно.
Какое-то время он смотрел на меня испытывающим взглядом, а затем кивнул.
— Хорошо. Ханна, постарайся из-за этого не расстраиваться, потому что всё это лишь моё внутреннее ощущение и не более, но… У меня есть причина полагать, что твоя мать тебе не родная.
Я сглотнула и заморгала.
Я знала, что этот день наступит. В глубине души я знала, что моя мать была мне не родной, и я должна была однажды об этом узнать. Я знала это, но в то же самое время…
Это меня убивало.
Это было настолько правильным и одновременно неправильным.
И это многое объясняло. Я никогда не чувствовала, что она моя родная мать. Она тоже этого никогда не чувствовала, потому что она ей не была. И я к этому привыкла. Привыкла к ней, к нашим ужасным, холодным, никуда не развивающимся отношениям.
С одной стороны, я почувствовала облегчение от того, что мои инстинкты меня не подвели, и что была причина, по которой она не могла полюбить меня, как мать.
Но с другой стороны… я никогда не чувствовала себя более покинутой и одинокой.
Ни одна мать меня не захотела.