пожалуйста… еще!
— Ты хочешь, чтобы я тоже проник в эту узкую дырочку, моя грязная шлюха? Хочешь, я растяну ее, чтобы оказаться там первым?
— Пожалуйста!
Я не думал, что мне когда-нибудь понравится слышать, как она говорит "да" или умоляет меня быть грубым, непримиримой стороне, но мой член утолщается внутри нее. Один звук ее голоса — это афродизиак, созданный для меня.
Только я.
Я смазываю другой палец ее соком и вонзаю его в ее тугую дырочку. Она отрывается от пола, ее спина выгибается дугой, но она совершенно беспомощна, когда переживает свой оргазм.
Ее задняя дырочка сжимается вокруг моих пальцев, тугое кольцо нервов поглощает меня.
— Я не могу… Пожалуйста… — всхлипывает она. — Ты слишком большой в моей киске… Я не могу поместить тебя туда…
Я отпускаю ее запястья, и она падает на локти, но вместо того, чтобы попытаться убежать, она, спотыкаясь, возвращается на прежнее место.
Мой голос становится громче, и я чувствую, как она дрожит, когда я говорю.
— Ты думаешь, мне, блядь, не все равно?
Как будто это возможно, и ее влагалище, и задница сжимаются вокруг меня, и я использую шанс, чтобы ввести третий палец, на этот раз медленнее, смазывая ее ее собственными соками.
Крик Наоми — это крик одновременно удовольствия и боли, когда слезы градом катятся по ее щекам.
— Ты чувствуешь, как я растягиваю тебя, чтобы ты мог взять мой член?
Она опускает голову, но я хватаю ее за волосы, пальцы впиваются в ее кожу головы, когда я вытаскиваю из нее свои пальцы и член.
— Посмотри, как я владею каждой гребаной дыркой, которую ты можешь предложить.
Слезы наполняют ее глаза, но выражение полного экстаза охватывает ее черты, когда я врываюсь в ее тугую дырочку.
— О, черт… — Я прикусываю нижнюю губу, когда мои яйца ударяются о ее ягодицы.
Наоми издает пронзительный крик, от которого у меня чуть не лопаются барабанные перепонки. Ее лицо раскраснелось, а слезы омывают ее несчастное выражение.
Я останавливаюсь на секунду, когда ее напряженные мышцы спины растягиваются вокруг меня.
— Не… останавливайся. — Она задыхается, затем выпаливает: — Не останавливайся. Пожалуйста, не останавливайся!
— Я и не планировала.
Что-то похожее на облегчение появляется на ее лице, прежде чем она всхлипывает.
— Трахни меня…трахни меня сильнее, Себастьян.
Ей не нужно просить меня дважды.
Я врываюсь в нее с таким безумием, какого никогда раньше не испытывал. Тот, где есть только я и она. Мне плевать, будет ли это зверь и игрушка или квотербек и черлидерша.
Все, что мне нужно, это чтобы она душила меня, плакала, умоляла о большем.
А потом умоляла меня остановиться.
А потом снова умоляла о большем.
Мои яйца ударяются о ее упругую задницу с каждым толчком, заставляя ее кричать, пока ее голос не охрипнет. Мое глубокое, гортанное рычание наполняет воздух, когда я кончаю в нее. Я даже не думаю об этом, когда эякулирую полностью, наполняя ее своей спермой, пока она не замычит, от удовольствия или боли, я понятия не имею.
Однако одно можно сказать наверняка. Сегодня вечером мы разрушили что-то вроде стеклянной стены между нами. Возможно, раньше это было невидимо, но оно всегда было здесь, не давая нам зайти слишком глубоко.
Теперь нас ничто не остановит.
Даже мы сами.
ГЛАВА 27
Наоми
Так напряженно, а потом происходит то, что, черт возьми, только что произошло.
Несколько недель назад я бы и мечтать не могла, что нечто подобное станет моей реальностью. Что я достигну того уровня разврата, который я видела только в настоящих криминальных сериалах. Но это совсем другое дело. То, что есть у нас с Себастьяном, более опасно, чем некоторые серийные убийцы с отклоняющимся сексуальным поведением. Мы не фантазируем о том, как причиняем боль людям; он фантазирует о том, как причиняет боль мне, а я фантазирую о том, как он причиняет мне боль и я становлюсь предметом его грубых желаний.
Хотя, наверное, все не так просто, не так ли?
Потому что, какими бы извращенными мы ни стали, мы все равно жаждем большего. Я знаю, что это так. К черту Акиру и всех, кто осуждает меня за мои фантазии, которые я не использую, чтобы кому-то навредить.
После того, как наше дыхание выровняется, я хорошо подготовлена к тому, что Себастьян оставит меня на полу и никогда не повернет назад. Это его образ действий, и использование имен этого не изменит. По крайней мере, я так думала. Когда я пытаюсь встать и умолять Люси отвезти меня домой, сильные руки обхватывают меня, удерживая на месте. Я вздрагиваю, тихий вздох срывается с моих губ, когда я хватаюсь за сильные плечи Себастьяна, чтобы сохранить равновесие. Он опускает меня так, что мы оба лежим на маленьком коврике, который едва помещается для нас обоих. Он притягивает меня ближе, так что я лежу у него на груди, и его ровное сердцебиение прямо у меня под ухом. Даже его пульс такой же сильный, как и он сам. Устойчивый, мощный и манящий. Подушечки его пальцев гладят мою лопатку в устойчивом ритме. Я мельком вижу нас в зеркале на другом конце комнаты. Этот образ отличается от того, когда он грубо и не сдерживаясь брал меня за задницу.
Мы голые после того, как он раздел нас обоих ранее. Наша разбросанная одежда беспорядочно валяется на полу. Но это последнее, на чем я сосредотачиваюсь, когда его сильное тело обвивается вокруг меня. Его нога перекинута через мою, как будто он запрещает мне бежать.
Или, может быть, он ищет моей близости. Но это не имеет смысла. Зачем ему это, если наша договоренность была ясной и прямой с самого начала?
Мы используем друг друга, и это все, верно?
Он действительно преследует меня потом, но это только после того, как он провел некоторое время вдали от меня. Будь то полчаса или даже несколько минут. Между нами всегда должно быть какое-то расстояние, чтобы зверь мог превратиться в человека, которого я знаю. Звездный квотербек с фан-страничкой, которая поклоняется ему и даже знает его утренний распорядок. Не то чтобы я преследовала его в социальных сетях или что-то в этом роде.
Я не настолько отчаялась.
О, заткнись, Наоми.
В любом случае, суть в том, что это первый раз, когда Себастьян остался со мной после того, как закончил. Может быть, он все еще зверь.
Может быть, он еще не закончил мучить меня. Хотя
