* *
До праздника оставалось несколько дней, город готовился к демонстрации. Повсюду уже висели плакаты и транспаранты с лозунгами и призывами. От майских до ноябрьских время пролетело незаметно, а там и Новый год близко. В отделе тоже готовились к праздничным мероприятиям, но немного иначе, чем обычные горожане. Милиционеры ничем не отличаются от людей, они такие же, как все. Сотрудники составляли график дежурств, выстраивали схему задержаний, чтобы город не остался без присмотра. В выходные и праздничные дни много пьяных и хулиганов, к тому же преступников легче поймать на горячем. Почему-то считается, что в праздники сотрудники милиции тоже отдыхают, как записано в Конституции. Но они-то как раз усиленно трудятся. Правда, не все, а лишь те, кто по какой-то причине попал в график дежурств. Сотрудники не любят работать, когда вся страна отдыхает, но никто не отказывается. Работают в полную силу и делают показатели, выравнивая статистику.
В праздники преступный мир пребывает в уверенности, что за ними никто не наблюдает. А сотрудники тут как тут. Пришли и взяли на живца. После трудной изматывающей работы им дадут отгулы и выходные, и тогда уже они отдохнут как следует. Сергей не обращал внимания на суету в отделе. На праздничный концерт билетов выделяют мало. Туда ходят сотрудники из главного управления, те избранные, а районные отмечают праздник попроще. Они собираются в домах культуры, в кафе и ресторанах третьего разряда.
Не обращая внимания на орущий приёмник, Москвин усиленно трудился. От напряжённого труда на висках выступила испарина. Сергей писал рапорт о выявлении данных ранее неустановленного лица, находящегося в розыске. В том, что Игорь Кручинин изнасиловал Ваню Чекомасова, у него сомнений не было. По времени всё сходилось. Свои соображения на этот счёт Москвин изложил подробно и по порядку. У Сергея был двойной расчёт. Если он сдаст рапорт о выявлении ранее не установленного лица, он привлечёт внимание начальства к преступной персоне Игоря Кручинина. Сергей вспомнил этого парня. Тот всегда прятался за спинами, особо не высовывался, пытаясь смазаться на общем фоне. Ему это удалось. Никто не приметил странного человека. Игорь ничем не запомнился. В последнее время Кручинин всегда уходил с Владом, отрабатывая специальное задание. А Мириам раскрыла карты потому, что была предательницей по натуре. Ей нравилось хвастать своими знаниями: мол, пока вы суетитесь, я про вас всё узнала, и теперь вы у меня в кармане. Наверное, все женщины такие. Сергей на секунду задумался. Неужели все? И Дора Клементьевна? Нет, Дора была кремень! Она умела держать язык за семью замками. Это была железная женщина.
Стажер Москвин вздрогнул. Прошлое постоянно напоминает о себе и, как ни отбивайся от него, настигает в самую неподходящую минуту. Сергей помотал головой, отгоняя от себя неприятные воспоминания, и снова склонился над документом. Сейчас он допишет рапорт и отнесёт в приёмную. А там пусть решают, как им заблагорассудится. Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянула Наташа. Она игриво улыбалась. Сегодня у девушки было хорошее настроение. Наташа сияла, как вычищенная перед праздниками кастрюля. Сергей внутренне одёрнул себя: нельзя так, Наташа ни в чём не виновата. Она проста как табуретка, но разве можно её за это упрекать?
– Что, Наташа, шоколадку хочешь? – Сергей пошарил левой рукой в ящике. У него всегда лежал запас дешёвых шоколадок.
– Нет, не хочу, я на диете. – Она замотала головой. – Иди, Серёженька, тебя Герман Викторович вызывает.
– Иду-иду!
Москвин стремительно поднялся и вышел, сунув конфету в Наташину ладошку. Та радостно засмеялась. Сергей брезгливо отдёрнул руку. Наташина ладонь исходила жаром. Девушка волнуется в предвкушении предстоящих праздников.
Петров сумрачно посмотрел на Сергея и, не поздоровавшись, рявкнул:
– Ты из Любани ехал, что ли? Чего так долго?
В отличие от Наташи, у начальства сегодня плохое настроение. Сергей почувствовал непонятное возбуждение. Если он скажет про Кручинина, будет беда всему отделу. Петров разнесёт ветхое здание по кирпичику. И всё-таки Москвин решился.
– Герман Викторович, я установил насильника из бани. Это Игорь Кручинин. Вот мой рапорт!
Сергей положил рапорт на стол. Петров искоса посмотрел на бумагу, исписанную мелким аккуратным почерком.
– Ишь, накатал, писарчук! Я и без тебя знаю, что это Кручинин. Мы сами установили его. А ты молодец! Настоящий опер!
Петров отодвинул от себя рапорт. Сергей сжал зубы и прикрыл глаза. Шахматная доска развалилась на части. Провокация не получилась. Полковник Петров оказался хитрее.
– Ты вот что, Серёжа, ты не лезь не в своё дело!
– Но он же насильник и педофил! – резко возразил Москвин. И уже мягче добавил: – Из-за него Ваня Чекомасов повесился.
– Да знаю я, знаю, – протянул Петров, внимательно разглядывая Сергея, – но Ваню не вернёшь, а у нас операция государственной важности! Ты уж не подкачай там, Серёга!
Москвин сжался. Как ни крутись, придётся ломать себя, чтобы выжить. Тяжело продаваться. Очень тяжело.
– Ты не мнись, как на приёме у проктолога, Серёжа! – Петров прервал паузу. Герман Викторович говорил резко, отрывистыми фразами, точно лаял. Или это казалось Сергею. Сейчас всё казалось острым и режущим. Слова Петрова резали его на куски.
– Наша страна находится на изломе. Её режут на части. Запад мечтает раздавить нас. Диссиденты вконец распоясались. Их всего-то человек двести на всю страну, а дерьма мы хлебаем по самые уши. Тот человек, который нам нужен, очень хитёр и ловок. Он занимается стихоплётством, сочиняет антисоветские анекдоты, распространяет вредную музыку, но ведёт себя осторожно. Он надеется, что улизнёт на Запад, но он ошибается. Если мы запустим весь маховик, ему от нас не отвертеться. Мы его схаваем. Неважно, какой ценой, но, схаваем! Ты, Серёжа, маленькое звено в огромной цепи. Да что это я? Козюлька ты, а не звено. От тебя нужна малость, а ты сопротивляешься. И за эту малость мы тебя отблагодарим так, что твоя сиротская жизнь закончится вот здесь, на этом стуле. Отсюда ты уйдёшь другим человеком. Равным, ровным и обеспеченным. Так что не дёргайся, слушая дядю Германа, и не петюкай! Понял?
От молчания звенело в ушах. Москвин представлял, как будет разговаривать с Владом. И в эту минуту ему показалось, что он усложняет проблему. Никакое это не предательство. Любое предательство можно представить как подвиг. Герман Викторович красиво обрисовал ситуацию. Нет выше долга у гражданина страны, чем спасти погибающее государство.
– Понял, товарищ полковник!
– Ну, вот так-то лучше, Серёженька! Я был уверен в тебе. Ты меня не подвёл!
Оба помолчали, пытаясь понять, что будет дальше. Согласие мало что значило. За словами должно было последовать действие. Пока всё складывалось в
