— Помню, — в голосе мужа не было никаких эмоций, но плечо и руку он почесал, — мне от него досталось, но я посмотрю, что там можно сделать с этими костями, хотя во второй раз поднять скелет нельзя.
Папа отставил чашку и смотрел на нас во все глаза, потом все-таки сказал:
— А, может, ну их, некромантов этих, Тая? Я похлопочу, чтоб тебя в академию боевых магов приняли.
— Аластас Эвернийский! — призрачная голова лезла из десертной тарелки, стоящей перед моим отцом.
Приглядевшись, я поняла, что это вернулся мой неугомонный прапрапрадедушка Фелициус.
— Оставь дочь в покое! Хочет она быть некромантом, будет! Ты понял?
— Да, — угрюмо оглядев прикрывшихся салфетками короля, Иеронимуса и сдерживающуюся изо всех сил королеву, пробурчал папа.
— Еще раз скажешь про боевых магов — прокляну, — равнодушно кивнул прапрапрадедушка и исчез.
Папа вскочил, поклонился и резво покинул столовую, следом ему понеслось хихиканье, хохот и откровенное ржанье. Некроманты не могли понять, почему папа слегка позеленел после прямого общения с призраком, им это было не в новинку.
— Хватит, — не сдержалась я. — Мой отец — боевой маг. Он не любит призраков и… — я заставила себя замолчать, но за меня договорил король.
— … и некромантов! — и эти трое опять захохотали от души, до слез, до нервной икоты.
— Пойдем, Тая, — отсмеявшийся Иеронимус взял меня за руку, — его величество пришлет косточки в нашу комнату, попробуем поднять твоего Флавиана.
И мы резво покинули столовую, потому что… нам хотелось побыстрее остаться вдвоем.
Целоваться мы начали на пороге, но забыли закрыть двери. Слуга, принесший узел с косточками моего верного фамильяра, покраснел и завел глаза под потолок.
— Его величество прислал? — уточнил Иеронимус, оторвавшись от моих губ.
— Да, ваша светлость, — поклонился покрасневший слуга.
— Поблагодари короля, ступай, да хранит тебя Авликая, — буркнул Иеронимус, закрывая двери за слугой на хлипкую задвижку.
ЭПИЛОГ
Обернувшийся Иеронимус посмотрел на меня так, как я бы глядела на сотню новеньких дорогих мечей, подаренных мне просто так. А потом бросился целовать так жадно, горячо, сумасшедше, будто мы виделись в первый или в последний раз.
Если честно, это мне не понравилось, насторожило.
— Что ты, милый, будто прощаешься? — не выдержала я, отрываясь от его жадных губ, выскальзывая из его крепко сжимающих мое тело рук.
— Не выдумывай, — прошептал он, укладывая меня на постель и сдергивая с меня все в один миг.
Впервые Иеронимус овладел мной так резко, одним рывком входя глубоко, не больно, но странно торопливо. Это было необычно, сначала я что-то еще пыталась сказать, а потом улетела, ощущая, что просто так поднимаюсь к потолку от прикосновений, грубоватых толчков внутри и огня, разгорающегося во всем моем теле. Теперь я казалась себе облачком без косточек и кожи, пушистым порхающим под потолком счастьем.
А Иеронимус шептал одно и то же слово, я не понимала, что он повторяет раз за разом, входя все глубже в меня, будто врастая даже не в мое тело, а в мою душу.
Я прислушалась к его горячему сумасшедшему шепоту: «Только моя, моя, моя», — твердил он сводящее с ума слово.
И когда содрогнулся от странного жестокого наслаждения, я поднялась на гребень волны вместе с ним. И упали мы вместе, вниз, мокрые, скользкие, вросшие друг в друга, обезумевшие от желания обладать и принадлежать.
В ту ночь мы забыли обо всем, что разделяло нас и стали одним целым. В захлестнувшем меня восторге, я признала, что люблю Иеронимуса, все прежнее было злым наваждением, проверкой на прочность, которую не сдала я, но выдержал мой простивший меня муж.
А утром я очнулась от запаха дыма. Я вскочила, хотела бежать, но выдохнула, увидев, что черный дымок вьется от четырех черных свечей, стоящих на четырех точках странного тройного круга.
В центре стоял Иеронимус, выкладывающий в круге косточки Флавиана и шепчущий какие-то заклинания.
Когда он повысил голос, скелет вскочил, но в зеленых огоньках в глазницах угадывались красноватые отблески, которых раньше не было. Огни в глазах Флавиана были то зеленые, то красные, такими, какими бывают глаза кошек.
— Флавиан, ты фамильяр моей жены Таи, ты будешь беречь и охранять ее от всех, особенно… — Иеронимус так понизил голос, что я не расслышала его слова.
Но догадалась, конечно, что защищать меня надо особенно от короля.
Флавиан кивнул и шагнул за дверь.
И тихий дворец наполнился воплями и шумом.
Оказалось, Флавиан поймал короля и поколотил его, вытащив самую крепкую кость из своей ноги.
Чтобы изменить Флавиана, который начинал гоняться за королем, как только его видел, пришлось вызывать штатного королевского некроманта, седого страца в посмертии.
Но король прятался, как только вдалеке мелькали желтоватые косточки и оскал моего фамильяра, хотя Флавиан и перестал лупить короля, его величество опасалось скелета.
По практикумам и зачетам мне ставили высокие оценки, профессорам ничто человеческое не было чуждо, они опасались моего фамильяра, отлупившего самого короля.
В «Хромом драконе» пели новую балладу о прекрасной жене некроманта Иеронимуса Фертейнского, которая вытащила мужа из лап чудовищ, вот только не уточняли, что этим самым чудовищем был покойный канцлер.
Юнесса и король вернулись из путешествия, и мы поехали на осенние каникулы к папе в наше поместье в горах.
Все было прекрасно, но мне казалось, что это затишье перед бурей. Впрочем, я всегда была очень плохой предсказательницей.
Конец
