твой пальчик кольцо и сделать своей!
Когда Миша уходил я осталась на кухне, иначе не смогла бы сдержать рыданий. Ему предстоит тяжелый путь, и он должен быть уверен во мне, в нас.
— Я буду ждать тебя…. — прошептала я, стоя у окна.
Глава 25
Вероника
В наш последний вечер я даже представить не могла, что буду испытывать, когда Миша уедет. Видя его удаляющуюся фигуру, заставляла себя держаться, не раскисать. Упрямо повторяя, что это только на месяц, а он быстро пролетит!
Но последующие дни вывернули меня наизнанку. Мамы не было дома, и я самозабвенно жалела себя. А еще я испытывала ломку, прямо как у наркомана. Видела однажды, как ломало одного соседа, прямо у подъезда нашего дома. Испугалась тогда, забежала в дом, но вид его агонии надолго отпечатался в моей голове.
Сейчас я сама была наркоманом, и бесконечно страдала без Миши. Ждала, что позвонит, напишет, беспрестанно хватала телефон в надежде получить хоть какую-то новость, но новостей не было.
Слезы то и дело собирались в уголках глаз, но я душила эти эмоции, зная, что легче не станет. И все же когда приехала мама, то прямо с порога выбила почву из моих ног, спросив, что со мной?
Рыдания вырвались из меня без ведома моего сознания, правда я все же контролировала, что говорила. Мама молчала, лишь гладила по спине и волосам, но когда она нарушила тишину, жесткий голос заставил меня отрезветь:
— Милая, он на тебе никогда бы не женился! Я понимаю, ты влюблена и не видишь очевидного, но вы из разных миров и они, к сожалению, не пересекаются. Да ему было интересно, но не более. Ты осталась с разрушенной душой, но ты встанешь, любовь делает нам больно, каждый день, но ничто не длится вечно. Ты и сама это знаешь.
В тот момент я на секунду представила, что Миша ушел навсегда и это просто обман, чтобы не искала, не умоляла. Ощущая физическую боль от своих страданий, я вся скорчилась, пришлось закусить до крови щеку, чтобы вернуться в чувство.
Нет! Я буду верить ему! Вопреки всему!
Мама пошла, варить мне кофе, но я не дождалась ее — уснула.
Мне снилось море, такое далекое и прекрасное. Ступни щекотал песок, а волна с умиротворяющим рокотом накатывала на берег. Повернув голову, я увидела Михаила. Он задумчиво смотрел на горизонт, иногда щурясь.
— Миша, — радостно прокричала я ему, — ты вернулся?
Но он ничего мне не ответил, а лишь развернулся и стал удаляться от меня.
— Куда ты? А как же я?
И я бежала и бежала, сбивая ступни в кровь, но так и не смогла его догнать.
Проснулась я в ледяном поту вечером. Добрых полчаса я не могла заставить себя встать с кровати, но до меня донесся разговор. Знакомые голоса разговаривали на нашей кухне. Накинув халат, я как можно тише приоткрыла дверь, прислушалась.
— Наконец то, я уж думал он всерьез ей увлекся, — закрыв ладошкой рот, я задрожала, потому что это говорил мой дядя.
— И не говори, мало он нам проблем создал, — тихо говорила мама.
— Скорее мне, ты то гляди в каких хоромах теперь живешь, а я между прочим стал вашим опекуном по доброте душевной, а меня этой добротой и приложили, — обиженно пробурчал мамин брат.
— Геночка, я, правда, ни причем! Я выполняла свою договоренность столько лет, платила тебе за твою доброту, кто же знал, что так все обернется? — затянула мама жалобно.
— Так оно так, но что мне делать? Сальский на хвост наступил, мол, деньги отдавай обратно, иначе будет худо, в бизнесе не все гладко. Катя, еще, замучила своим нытьем, видите ли, ни на что ей денег не хватает!
— Братишка, я больше не могу отдавать тебе наши пособия. Этот Астахов, добился его разделения. Вероника получает свою часть отдельно от меня, а я что? Мне работать больше нельзя, врач так сказал, а жить на что-то надо.
Мысленно я порадовалась, тому, что мама не продавилась на жалобный скулеж дяди, но как же я ошиблась!
— Погоди, я знаю, как тебе помочь, — мамин голос обрел уверенность, — ты же подписывал документы на квартиру как опекун?
— Попробуй там было не подпиши, — зло выплюнул дядя.
— Можно через суд, отозвать доли в свою пользу, квартира будет твоя, ты продашь ее, нам купишь что попроще, а разницу заберешь себе, м?
— Оля, умничка! Ха! Выкуси Астахов!
Больше я это слушать не могла, закрыв дверь я стала ходить по комнате. Нужно было что-то с этим делать. Ведь совсем скоро мы окажемся на улице.
Конечно, я не призналась маме, что слышала их разговор. Мне нужна была информация, и дать мне ее мог только один человек — мой адвокат.
* * *
Две недели пролетели как один миг. Я была благодарна этим насыщенным дням, потому что здорово отвлеклась от душевных терзаний и мыслей.
Наконец-то я окончила колледж. Защита дипломной работы проходила в напряженной атмосфере. Многие педагоги откровенно делали вид, что сделали огромное одолжение, присутствуя здесь. Мне было все равно, даже на то, что остальным выпускницам выдавали их дипломы в торжественной обстановке, а мне на следующий день, сунули его в руки в деканате.
Как ни странно, я была благодарна, хотя бы за то, что мне разрешили доучиться, а не отчислили. Прижимая к груди красные корочки я вдыхала летний жар и мысленно говорила с Мишей. Я знала, он был бы рад, что теперь я выпускница.
В тот же вечер я отправила документы в Корпус Милосердия. То ли Михаил на меня так повлиял, то ли я реально повзрослела, но тогда я посчитала, что мне обязательно нужен план Б.
Что касается судебного заседания, то оно было назначено на девятое июля, и этот день я ждала больше остальных. В этот день я стану свободной, и когда Миша заберет меня, то я легко смогу уехать вместе с ним — хоть на край света!
Не сказать, что в суде все прошло гладко, но Городецкий был настойчив и логичен, а прокурор слишком молод, чтобы противостоять опыту моего защитника. И все же когда оглашали приговор, я нервничала, ломая пальцы на руках.
— Царёву Веронику Николаевну, 10.03.2001 года рождения, по предъявленному обвинению в совершении преступления, предусмотренного ст.159 ч.5 НУК РФ признать невиновной и оправдать ее в соответствии со ст. 302 ч.2 п. 2 НУПК РФ в связи с непричастностью к совершению преступления!
С моей души упал
