Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
Тин вернулся на террасу. Он тяжело дышал и сиял от радости.
— Тин Вин, я тебя жду, — услышал он дядин голос.
Почему У Со вернулся раньше обычного? Ведь у него столько дел!
— Мне позвонил доктор Маккрей. У него изменилось расписание. Он перенес осмотр на сегодня. Пусть Хла То поможет тебе одеться, и мы поедем в больницу. — У Со оглядел промокшего племянника. — Я видел, как ты бегаешь. Так слеп ты или нет?
Его вопрос был очень близок к правде и одновременно очень далек.
Осмотр занял считаные минуты. Медсестра придерживала Тину голову. Сильные руки доктора Маккрея оттягивали кожу вокруг глаз. Лицо англичанина было совсем рядом. От него пахло табаком.
За все время осмотра Стюарт Маккрей не произнес ни слова. Тин сосредоточился на ритме его сердца, надеясь, что оно подскажет диагноз. Но нет. Сердце глазного врача билось спокойно, не меняя ритма. Ровного, надежного, но чужого. Ритм вполне соответствовал голосу англичанина. Маккрей говорил короткими, отрывистыми фразами, начиная и обрывая их на полуслове. Возможно, он был очень хорошим доктором. Просто его голос и сердце не ведали чувств.
Диагноз оказался простым и понятным. (К радости У Со, слепота Тина поддавалась излечению.) Катаракта обоих глаз. Явление редкое, учитывая возраст. Возможно, причина кроется в наследственных факторах. Состояние поправимое, и операцию, если никто не возражает, можно сделать прямо завтра.
Самыми неприятными были уколы. Длинными толстыми иглами ему вводили лекарство в места под и над глазами, а также возле ушей. Холодный металл все глубже и глубже проникал в лицо, как будто доктор Маккрей пытался проткнуть Тина насквозь. Потом его избавили от пленок, что мешали видеть. Тин ощущал надрезы на глазах, однако не испытывал боли. Затем врач потребовал хирургическую иглу и нить и сшил надрезанную кожу. Совсем как кусочки тряпок. Тину забинтовали глаза, обещая через пару дней снять повязку.
Делая операцию, врачи гремели ножницами и щипцами, успевая переговариваться. Часть английских слов Тин не понимал. Наверное, это были сугубо медицинские термины. Ему же доктор Маккрей сказал, что операция прошла успешно. Глаза у него здоровые, как у новорожденного. Через два дня, когда снимут повязку, он увидит свет, краски, очертания предметов. Однако четкого зрения можно добиться только с помощью очков. Иначе вернуть зоркость, увы, невозможно.
Тин не знал, верить ли услышанному. Нет, он не сомневался в словах врачей и не считал, что те намеренно его обманывают. Врачи говорили правду, вот только звучала она по-иному.
— Что может быть драгоценнее зрения? — риторически спросил перед операцией доктор Маккрей и сам себе ответил: — Ничего. Увидеть — значит поверить.
Англичане действовали так, будто освобождали его из тюрьмы и словно их мнение было единственно правильным. Интересно, они когда-нибудь слышали песню сердца? Сумели бы понять, о чем рассказывают сердца разных людей? А известно ли им, что дождь может говорить не только о необходимости поскорее раскрыть зонтики?
Тин ерзал на операционном столе. Медсестры пытались его успокоить, говоря, что все уже позади и теперь нужно немного полежать. Он хотел объяснить им, что вполне спокоен, а то, что им кажется волнением, на самом деле желание поскорее вернуться к любимой, оставшейся в далеком Кало. Судьба обрекла ее передвигаться на четвереньках, но зато она знает: видеть можно не только глазами, а расстояния не всегда измеряются пройденными шагами. Но смогут ли эти люди понять его слова? Вряд ли. Лучше промолчать.
— Осталось потерпеть совсем немножко, — сказал доктор Маккрей, осторожно разматывая бинты.
Англичанин не торопился. Обстановка в кабинете становилась все напряженнее. Даже сердце бесстрастного доктора билось чуточку быстрее.
— Вот и все, Тин Вин. Можешь открыть глаза.
Тин открыл… Это было потрясение. Удар светом. Ярким. Ослепительным. Молочная пелена исчезла. В лицо Тину бил слепящий белый свет.
Вместо радости пришла боль. Свет жег глаза, голова разболелась. Не выдержав, Тин зажмурился, отступив в привычную темноту.
— Ты видишь меня? — громко спросил У Со. — Видишь?
Нет, Тин его не видел и не нуждался в этом. Ему было достаточно услышать биение дядиного сердца, и он понял, в каком настроении сейчас находится У Со. Дядя словно рукоплескал самому себе. Тин ясно представлял довольную улыбку на его лице.
— Тин Вин, я тебя спрашиваю. Ты меня видишь? — допытывался У Со.
Тин прищурил глаза, как будто это могло уменьшить боль, вызванную светом.
Как будто он мог вернуться назад.
4
Доктор Маккрей сам надел ему очки и сказал, что теперь Тин Вин может смело открывать глаза и наслаждаться четким зрением. Словно это было так просто после восьми лет слепоты…
Тин не торопился. Он был бы согласен вернуться в Кало с завязанными глазами и распахнуть их только рядом с Ми Ми. Ему хотелось, чтобы новое зрение началось с нее.
— ОТКРОЙ ГЛАЗА! — на английском и бирманском требовали нетерпеливые голоса.
Нет, при всем желании он не сможет сразу исполнить их просьбу. Глаза боялись смотреть. Нужно действовать постепенно. Сначала приоткрыть совсем чуть-чуть. Маленькую щелочку, как будто он спрятался и глядит на мир через дырочку в стене.
Белый туман исчез навсегда. Мир вокруг Тина был ослепительным и пугающе четким. Яркость и резкость отозвались острой болью в глазных яблоках, потом во лбу и в затылке. Перед Тином стояли доктор Маккрей и У Со. Они пристально смотрели на него. На лицах читалось такое волнение, словно они специально для Тина создали весь этот мир.
Дядино лицо. Да, Тин его видел. Очень четко.
Тин вновь закрыл глаза. Звуки сразу стали более привычными. В темноте ему было легче.
Его забрасывали вопросами. Нет, у него ничего не болит. Голова не кружится. И прилечь он не хочет. Просто это… слишком для первого раза. Чересчур много света.
Тин не сказал, что и вопросов к нему тоже было слишком много. И глаз, внимательно на него глядящих. Врачи считали, что сотворили чудо, и теперь ждали, когда Тин это подтвердит.
Изобилие красок и оттенков почему-то не манило, а раздражало Тина. Нервировала кремовая белизна дядиных зубов и их коричневые кромки. Бесил серебристый блеск колпака настольной лампы на столе доктора Маккрея, его рыжеватые волосы и брови. Даже темно-красные губы медсестер были неприятны Тину. Он привык жить в черно-белом мире. Краски не имели звуков. Они не бурлили, не стрекотали, не шелестели и не скрипели. Прежняя память о разноцветном мире давным-давно потускнела. Даже названия цветов превратились в абстракцию.
Его снова просили открыть глаза. Тин мотал головой. Ни за что.
— Может, с ним что-то не так? — тихо спросил у доктора У Со.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
