Александра молча метнула в Диму предупреждающий взгляд, заставляя того сомкнуть уже распахнутый рот и проглотить все заготовленные для ее кузена слова. Вознесенского Александра хотела видеть живым. Хотя бы младшего.
Феликс тем временем уже скрылся внутри квартиры Марьяны, оставив после себя только порыв холодного подъездного воздуха. Александра и Дима переглянулись: идти в квартиру первым никто из них не хотел, но у Звягинцевой было на одну значимую причину для этого больше – Марьяна была ее лучшей подругой, и даже Вознесенскому, далёкому от женских тонкостей общения, предельно ясно представлялось, что выведанная Феликсом информация может стоять в одном ряду со сломанным мизинцем и уведённым парнем в списке «Сто причин, почему мы стали заклятыми врагами».
Аккуратно оттеснив Александру, Дима первым вошёл в квартиру, шаркнув несколько раз ногами по коврику у двери.
Квартира казалась пустой. Не такой, как оставленная хозяевами пять минут назад. Нет. Она выглядела… заброшенной. И Александра не могла уловить это лёгкое витающее в воздухе ощущение, чесночным запахом разносящееся по всей квартире. Жилище не было похоже на то, куда Александра с Андреем приходили не больше недели назад. Нет, обои потемнели, местами пошли пузырями, а ламинат в нескольких местах провалился, как если бы по нему целенаправленно били молотком. Наверняка так и было, но привычные к шуму соседи не обратили внимания. Слой пыли, лежащий на шкафах, столах и комодах был как минимум месячной давности, а лампочка над головой Звягинцевой хлопнула, разлетевшись, когда та щёлкнула выключателем.
Когда же зажмурившаяся Александра открыла глаза, квартира Марьяны снова блестела малиновыми обоями, а люстра в коридоре освещала наполированный пол.
Единственным, что осталось таким же, был въедливый чесночный запах.
– Что-то мне подсказывает, что они тут не ремулад11 готовили, – ехидно отозвался Феликс, появившись за спиной Александры.
– Только не говори, что тебе есть дело до человеческой еды. – Заглянувший было в ванную Дима осклабился, хлопнув тут же дверью. Маленькое фото на стене рвано покачнулось и рухнуло на пол. – У тебя весь воротник в крови.
– Во-первых, – Феликс вскинул вверх палец; и это был не указательный, – это не кровь, а маки. А во-вторых, если бы ты учился лучше и не прогуливал уроки, как твой брат, то знал бы, что вампиры едят человеческую еду. И она для нас даже на вкус такая же, как при жизни.
– Ага, а кровь вы пьёте, потому что скучно.
– Нет. Потому что жить хочется.
– Брейк. – Александра вклинилась в их перепалку, встав одновременно между кузеном и Вознесенский. Пальцы била дрожь, мысли роились в голове назойливыми знойными мухами, а язык от сухости прилипал к небу, так что Звягинцевой пришлось приложить усилия, чтобы оторвать его от него. – Лекцию по вампиризму проведёшь Диме позже. Надо понять, куда отправилась Марьяна и…
– Да ясное дело куда. – Феликс хмыкнул настолько выразительно, что на секунду можно было подумать, что это именно он тут действующий экзорцист и специалист по нечисти, а не вышедший на пенсию по потере человеческой жизнеспособности вампир. – Приносить в жертву твоего ненаглядного стажёра. Наверняка они уже добрались до стены даже с учётом пробок. С тобой не вышло – решили, что Андрей будет лучшим вариантом.
– Да, стена, ты… – Александра осеклась. Секундное осознание холодным потом пробежало по ее спине, задевая каждый позвонок иголками. Она медленно сглотнула, полным корпусом поворачиваясь к Феликсу, и сквозь силу разомкнула губы, выталкивая на воздух единственный культурный вопрос: – Ты ведь знал о ее существовании?
Будь Феликс каким-нибудь стажёром, он наверняка съёжился под взглядом, которым Александра прожигала, нет, проделывала пулемётом Томпсона дыры в его теле. Но Феликс Звягинцев был таким же сотрудником «Лихобор»: он пережил не только смену нескольких руководств, но еще и три падения правительства. Чтобы удивить или испугать Феликса, нужно было что-то существенней разъярённой обиженной женщины – по крайней мере, она должна была быть не его сестрой. Именно так Александра каждый раз объясняла, почему вместо того, чтобы извиниться и все объяснить, Феликс хищно скалится и уводит разговор в совершенно другую плоскость – виноватой прямо или косвенно всегда оказывалась сама Звягинцева.
Вот и сейчас он снова язвительно-ядовито улыбнулся, выгнулся в спине назад, потянулся и зевнул.
– А тут все зависит от того, чего хочешь ты, – он поднял взгляд к потолку с видом студента, тщетно ищущего на нем подсказку, – честного ответа или братских уз?
Будь Феликс каким-нибудь стажёром, он уже наверняка бы искал другую работу, в другом городе, на другом конце земли. Но он был всего лишь отставным сотрудником «Лихобор», которому оставалось прятаться в тени и пользоваться благосклонностью живых родственников. По крайней мере, именно так Александра каждый раз объясняла себе его одержимость ее обществом.
Вздохнув, Александра сжала пальцами переносицу, а затем на одном дыхании выпалила:
– Мы поговорим об этом позже. Дим, звони Антону.
***
– То есть ты хочешь мне сказать, что это цыганское чучело – один из ведущих координаторов «Лихобор»?
– Он не цыган. Его отец кубинец.
– Как по мне – никакой разницы.
– Как по мне ты расист, Феликс.
Александра заметила их сразу, еще когда черная тонированная машина только вывернула из-за угла. Не заметить их было в принципе практически нереально: музыка, доносившаяся из-за закрытых окон, должно быть была слышна на другом конце города, а асфальт пульсировал в такт басам. Они остановились на углу, вызвав недовольство следующих за ними водителей: парочка резко объехала их, недовольно просигналив, другие же просто замедлились и, открыв окна, продемонстрировали своё недовольство выставив руку с оттопыренным средним пальцем. В целом, эту команду всегда было легко опознать по главному отличительному признаку – понты. Ни один другой отдел так рьяно не работал над своим имиджем – а точнее антиимиджем, усмехнулась Александра – как команда Антона Тимченко.
Когда же машина остановилась, из неё выскочил один из пассажиров, поправил отливающую золотым металликом рубашку, поднял воротник, зализал волосы и, оглядевшись, запрыгнул на капот машины, приняв самую сексуальную позу, какую только смог представить. Если раньше, великие умы античности предпочитали возлежать на усеянных лепестками роз софах, то Антону подошёл простой лакированный чёрным капот машины. Автомобиль тронулся медленно, и также медленно глаза Александры закатывались с его приближением, пока она не ощутила неприятную боль от натянутых мышц – дальше был только череп и опустевшее от расстройств сознание.
