сады в заре рассветной. И тополя листва в заре. И стаи ласточек летят в заре рассветной. И гривой лошади играет ветерок в заре рассветной. И в бороду певца крадется холодок в заре рассветной.
И в песне между строк огонь рассветный!
18
Над тихим садом стая корольков играет.
Каждый в стае друг за дружкой летит. Сбились в кучу, на тополь сели. Вдруг снова взлетели.
Точно окрик какой-то неслышный их с веток согнал. Над тихим садом жаворонок играет. Пляской своей, рассветом опьяненный, поет. То перевернется, то на спину падет. То вниз нырнет, то вверх взлетит. То в небо взовьется, то на месте застынет. То снова, волнуясь, летит…
Достигла песня прощания высшего предела своего!
19
Сожгло солнце зарю.
Накрыло мир покрывалом белым-белым.
С вершин Бабатага встало солнце круглое-круглое, верхушки тополей горят.
Взлетели с тополя корольки, загалдели, зажаловались.
Змею увидали, от того и взлетели с жалобой.
Подошла песня прощанья к концу.
– Лалайлам, ла-а-ам!..
Дунули шалые ветры, листья тополиные на изнанку вывернули.
Перескакивают корольки в ветки на ветку.
20
Показались на тропе со стороны кишлака люди: кто на лошади, кто на ишаке, кто пешим ходом.
Одни плетеную корзину на вьючном животном везут, другие ее под мышкой сами несут.
Отправились дехкане на сбор винограда.
21
Привязал бригадир лошадь на клеверном поле.
Рощу тополиную обошел. К тополю, где корольки галдели, направился.
Идет, в землю смотрит. Вдруг след на земле увидал.
Приложил ладонь козырьком ко лбу, поглядел:
– Эй, Каплон-ака! Хватайте лопату, сюда, скорей! Вокруг этого тополя змея обвилась!
22
Удалась отцу нашему песня расставания. Первый раз за всю свою жизнь… первый раз со словами песню спел.
В конце слово одно само из сердца вырвалось:
– Ку-у-уйга-а-ай!..[79]
Отец наш песню прощания, на появившихся в полях крестьян глядя, пропел.
Напевом крестьян проводил.
Чтобы труды их, как напев его, были!
23
На тропке красное платье завиднелось.
На голове платок кисейный. В руках корзинка.
Степенно идет, с достоинством.
Это – сама песня.
А там где сама песня, там там другие напевы – точно тень! Превзойти ее никто не сможет!
Не смог напев сдержать себя, полетел на лошади с холмов.
24
Так и застыл бригадир, ладонь ко лбу прижав.
25
Конь песне встал поперек пути!
Песня пытается слева пройти.
Конь встал песне поперек пути! Песня пытается справа пройти.
Конь, опять встал поперек пути!
Не знает песня, что и делать ей. Стоит, в землю смотрит.
Соскочил напев с лошади. На лошадиную шею руку положил. Вдаль поглядел.
Платок самой песни на ветру трепещет-плещется.
Взял напев корзинку из рук ее. На седло подвесил. Одной рукой лошадь за поводья взял, другой – песню за край платка.
Медленно-медленно в сторону села пошли.
Идут две песни лицом к лицу, о чем говорили?
Наплакавшись, говорит одна:
– Сказала тогда, что единственный сын вы у родителей, не могу жить с вами, дедушка, ребенка вам не дав…
– Эти мысли с черствым хлебом лучше съешь, бабушка. Ничего, вдвоем это горе одолеем…
26
Бригадир уже далеко позади остался.
Поэтому и не слышал.
На месте застыл, глядел-глядел…
– Да, силен сторож наш! – И по своим делам пошел.
Часть VI
Глядит луна, точно прищурясь.
Дед наш ладонь раскрыл, сжал.
– Помнишь, бабушка, – говорит, – и тогда луна светлая была, как лампа светлая…
И сухую траву поглаживает.
– Пойду, лошадь проведаю, – с пригорка поднялся. – Ты здесь оставайся. Не боишься одна?
Встал, через арык перескочил. Пошел к клеверам.
Лошадь ухо навострила, назад попятилась.
Хозяина узнав, подошла.
Дед наш гриву погладил, приласкал.
Колышек, к которому привязана лошадь была, выдернул. Забил в землю в том месте, докуда лошадь до того дотянуться не могла. Сбрую к лошади принес, положил.
Присел дед наш над сбруей этой, ноги вытянул.
Клевер ладонью погладил. Ладонь поднял, лицо погладил, к носу ладонь прижал.
Запах клевера вдыхает, насыщается.
Тут… тут на арык, мимо текущий, взгляд бросил.
Вглядывается, бороду ладонью, клевером пахнущую, нахмурясь, поглаживает.
1
Маки не раз заалеть успели.
Лепестки облетели, опали.
– Дохтуры, они разве внутрь нас залезть могут, а, бабушка? Только и могут говорить чепуху. Джуракул, говорили, на ноги не встанет. Заберите, сказали, его из больницы. Вот, смотри: как конь ходит!..
– Верно, дедушка, верно…
– Знаешь, святой Хызр только тем рабам Божьим, кто ему по душе, на пути встречается. Со мной встретиться соизволил. «Дите, – говорит, – дам». Такой человек обманывать не станет. Лицо у него такое доброе, бабушка!
– Да будет так, дедушка, да будет так…
– Сготовь-ка баурсак или патыр сдобный[80]. Завтра на работу с собой захватим, на покос ячменя. Праздник труда потом будет.
– Уф, конца нету этой работе…
– Жизнь это, бабушка, жизнь. Чтобы людям в лицо смотреть не стыдно было. Хушвакт-то наш задерживается пока. Если еще за Хушвакта работать не будем, перед людьми стыдно будет. Хушвакт еще придет, мы-то знаем…
– Разве начальство допустит так делать?
– Э, почему не допустит? Если будет у нас сын, как Хушвакт, чего начальников бояться? Никто и пикнуть не посмеет. А если что, скажем: хватит языком чесать, это вот сын наш работает. Все, ступай своей дорогой, скажем. Пусть им всем стыдно будет! Тогда им придется иметь дело с нашим сыном. Нам, старикам, ничего не скажут, нашего сына побоятся обидеть. Пусть сыну нашему уважение окажут. Пусть уже сейчас ему уважение оказывают, бабушка…
2
Дыни не раз созреть успели.
Арбузы переспели-треснули.
Виноград кишмишом стал.
– Слыхала, матушка, в Вахшиворе у одного семидесятилетнего ребенок родился. Еще и мальчик к тому же! Так что, гляди, и ночь днем может стать. Если потерпеть, кислый урюк в халву превратиться. Под терпением золото спрятано.
– Да будет так, дедушка, да будет так…
– К слову, снова на хлопок ехать надо. В совхоз «Хазарбог», помочь им, на пятнадцать дней.
– Вместе поедем?
– Нет, бабушка, один поеду. Бригадир так сказал. Знает, что за двоих-троих пахать буду.
– Да уж, дедушка, бригадир это знает, это он знает…
– Бригадир мне: «Вы чайханщиком будете», – так вначале сказал. Я ему говорю: «Чайханить – это для калек работа, хлопок собирать буду».
– А мне-то что, дедушка, делать?
– А ты дома сиди, хозяйством занимайся. Свою работу делай. А за Хушвакта я поработаю. Хушвакт пожалует, тогда нам отдохнуть можно будет.
– Да будет так, дедушка, да будет так…
3
Листья не раз пожелтеть успели.
Девушки невестами стали.
Юноши – женихами. Стригунки – конями.
– Святой Хызр от слов своих, бабушка, никогда не отказывается. А если
