приставили инженера, и начали мы с ним работать. Он в отделе бумаги пишет, я в цеху. Приду к нему, спрашиваю: «Что ты все пишешь?» — «Отчет», — говорит. «Да какой отчет? — спрашиваю. — Дела-то еще нет». — «Так полагается, — пожимает плечами. — У нас отчеты не по делу, а по времени». Для меня это все внове, дико было. Теперь я стреляный воробей, никакого инженера мне не надо, сам отчеты писать научился. Это просто — написал один, помучился, а потом бери за образец и штампуй хоть до скончания века. А сначала непривычно было. Как представишь, что на всех девяти этажах сидят и отчеты пишут...
Но не это главное. Главное — деньги всегда кончались. Только пошла работа, все хорошо начинает складываться — бах, объявляют: деньги на тему кончились. Туда-сюда — бесполезно. Инженера моего на другое дело ставят, а я им — свои условия: мне плевать, что деньги кончились, я приехал сюда не время провести, мне надо свою идею проталкивать. Ну ладно. Предоставляют самому себе. Спасибо хоть зарплату платят исправно и другими делами заниматься не заставляют, смотрят сквозь пальцы на мою самодеятельность. Но детали-то никто за спасибо не сделает! Приходится заказывать на свои, а много ли своих? Агрегат на них не построишь. Правда, худа без добра не бывает, из любого положения всегда выход есть: сам научился и строгать, и сверлить, и варить этот металл.
Около трех лет, однако, прошло, пока агрегат собирали, упрощали, сокращали детали, время сборки, разборки, чтоб удовлетворял всем требованиям. В общем, обсосали, как говорится. Провели окончательные испытания, сделали чертежи.
Однажды американцы привезли в Москву свою выставку строительных машин. Я тоже пошел. Стоит там и кровельный агрегат. Не агрегат, а конфетка! Конечно, с такой базой можно чудеса вытворять — посмотрел я в проспектах да на макетах, а ты попробуй из ничего конфетку сделай! В общем, насчет качества, как говорится, о’кей; но вот что замечу: преувеличенная слава про них, что они прекрасные инженеры. Разочаровался я в них — у нас в кой-каких местах даже остроумней получилось. Ну а где у них интересней, тут уж я в оба глядел да на ус мотал — мне ни рисовать, ни чертить не надо, только глазом глянуть, и готово. Потолковал я с ихним инженером, представителем фирмы. Через гида, конечно. Скажу, что хлопец-инженер звезд с неба не хватает — кое-какие тонкости объяснить не мог. Тут не секреты, не тайны, я хитрость от простоты всегда отличу. У нас, конечно, тоже хватает дубовых ребят-инженеров, но я думаю, дубового-то не пошлют за полсвета государство представлять? В общем, повидал я иностранцев и так скажу: русский ум хитер, только остроты ему не хватает — уж так иногда намудрит, что и сам диву дается.
Ну ладно. В общем, сделали мы чертежи, заключили договор с этим злосчастным главком, мать бы его плакала. Его нам министерство дало — у них там через Госстрой разнарядка, кому что внедрять, я этих тонкостей не знаю. Выслали чертежи, ждем сигнала, то есть когда по нашим чертежам агрегат изготовят, чтобы начать совместную обкатку. До седых волос дожил, а тут бес попутал. Как мальчик, решил почему-то, что только покажи всем наши чертежи — сейчас же ухватятся, не оторвешь. Надо сказать, не я один тут виноват — все так в НИИМСе думают. Считается, что довел идею до чертежей — значит, три четверти сделано, а раньше — грязь, пустая возня и всяческие неудобства: командировки, простуды, ругань с бестолковыми и прочее — в общем, внедрение. Но я-то знаю, что мне нужно: чтоб мой труд не пошел прахом, чтоб люди моим агрегатом работали.
Ну ладно, рассуждения рассуждениями, а все ж таки к делу поближе. В общем, жду я сигнала. Начался третий квартал — звоню в главк: как у них дела, готов ли агрегат — с начала третьего квартала по договору должны были начать испытания. Отвечают: не готов. Звоню через две недели — опять не готов. Еще через неделю — еще просят подождать. А ждать уж некогда — осень с дождями на носу, а там зима, усложняются условия. Отправляем ульимативное письмо: так и так, мол, ждать больше нельзя, ровно через неделю агрегат должен быть готов, приедет наш представитель. Я то есть.
Как словом, так и делом — неделя прошла, взял я командировочные, сел в самолет и полетел. Прилетаю — сразу в главк. Первого зама начальника главка — они обычно новой техникой ведают — на месте нет. Я — в техническое управление. В большой комнате отгорожен в углу кабинетик, и начальник там, с кем-то занят — так мне сказали женщины, что сидели в большой комнате. Я сел за пустой стол подождать. Сижу, жду, помалкиваю.
Тут мне хочется немножко о тех женщинах сказать, потому что, когда я посмотрел да послушал их, сразу понял, какая тут обстановка. Они-то на меня не обращают внимания — ну старик и старик, чужой, безвредный. Вроде все делами заняты, а присмотришься... Одна ногти чистит, другая силуэт платья рисует, третья ящик стола выдвинула и читает книжку, а ручку держит наготове над листом бумаги — на случай, если кто войдет, четвертая вот такой стопой папок загородилась и, знаете, каждую волосинку в своих бровях изучает в зеркальце. И все сразу говорят — негромко, но быстро. Разговорчики эти тоже многого стоят — я их сейчас помню, очень уж они мне в голову запали. Одна говорит: «Какой я сегодня сон видела!» Все, конечно, головы к ней — и в голос: «Ну, какой? Про любовь? С чужим целовалась?» — «Да нет, — отвечает. — Будто я — в той ночной рубашке, что вчера в универмаге видели!» — «А‑а, беленькая, что в уголке висит?» — «Да‑да!» — «Отделка еще на груди кружевная, а здесь рюшечки?» — «Да‑да!» Другая говорит: «А каких вчера соболей продавали! Я чуть не умерла!» Третья: «А слыхали, Нина Григорьевна опять на бюллетене? Как сокращение штатов — так она на бюллетень, а потом в отпуск. Ох и хитра — проверить бы, как она болеет!» А четвертая: «Вот этот мужчина, что был сегодня, — как вы думаете, он женатый или нет? Интересный такой мужчина...» А потом — по новому кругу, и меня, знаете, не стесняются. До чего можно дойти, а?
Ну ладно, дождался я начальника, вышли
