транспорте, даже в трамвае! Сколько раз проезжала свою остановку. Теперь стараюсь больше ходить пешком. Если есть время, конечно. И что было с тобой дальше?
— Несколько месяцев я был вынужден каждый день мотаться на лекции из Коломны в Москву и обратно на электричках. С тех пор я ненавижу железную дорогу! Спасло меня чудо: достроили наконец наше общежитие. А что это мы стоим?
— Уже пришли… — печально вздохнула Лена.
— Уже? — неприятно поразился Лидин. — И куда ты сейчас?
— Это СЭС, — махнула девушка рукой в сторону стеклянных дверей. — Санэпидстанция. Моя вторая подработка: я тут — ночной сторож. Через десять минут кончается рабочий день, и мне нужно принять дежурство, проверить все окна, запоры и двери. Видишь, народ уже начал расходиться. Пора прощаться…
Беда любви
Счастье есть лишь мечта, а гоpе pеально.
Вольтеp
— Привет, Елена Прекрасная! Это я.
— Привет! Как ты узнал мой телефон?
— А для чего, по-твоему, существуют телефонные справочники? СЭС у нас в городе одна. Еле дозвонился до тебя, всё время занято…
— Это у тебя всё время занято!
— У тебя есть номер моего телефона? Откуда? — удивился Лидин. — В нашем городском справочнике нет домашних телефонов — только организации. Смотришь порой американские фильмы, и охватывает дикая зависть — у них там в каждой телефонной будке свободно лежат толстенные справочники с номерами частных телефонов, а у нас это почему-то всё жутко засекречено. Конечно, как всегда под стандартным лозунгом о благе народа: защита частной информации и прочая подобная лабуда. Как же ты мой номер узнала?
— Эх ты! Забыл, что мы с твоей дочерью почти подруги? — подколола Игоря Лена. — Позвонила Галке, и та дала мне твой телефон. «Элементарно, Ватсон!»
— Если б ты не была так молода, я б назвал тебя «мисс Марпл».
— Не надо говорить о возрасте, ни о твоём, ни о моём! — отрезала Лена. — Ты вовсе не так стар, как преподносишь, а я давно не наивная девушка. У тебя же не отцовское ко мне чувство, а у меня к тебе — не дочернее.
— Ты права. Всё-таки удивительное дело — расстояние. Мы столько времени сегодня провели рядом, а говорили о какой-то ерунде, о том, что не касается нас обоих а только нас по отдельности. И вот мы далеко друг от друга и почти сразу заговорили о чувствах, о том, что нас связало.
— Да. Я только сейчас поняла, почему Татьяна написала то знаменитое письмо Онегину, а не сказала всё, что чувствует, ему при встрече. Мы с тобой шли по шумным улицам, ты рассказывал о марках и каком-то сопромате, а я ждала совсем других слов, и в то же время сама не могла их произнести. Почему так?
— Не знаю. Видимо, это последствия нашего воспитания. С раннего детства нам вдалбливают: это прилично, а это неприлично, нагота постыдна, это хорошо, а то — плохо. Вот и ходим всю жизнь «застёгнутые на все пуговицы», стесняемся наготы и телесной, и душевной. Впрочем, нынешняя молодёжь уже обнажает телеса всё больше и больше. Насмотрелся я сегодня в вашем институте практически голых задниц и грудей, пока шёл к вам в издательство.
— Есть такое. Тело обнажить легче. Как и спрятать. А что делать, если чувства сами рвутся наружу? Их тряпками не прикроешь и косметикой не подправишь…
— И всё же именно чувства мы скрываем друг от друга с неизменным упорством. Не желаем раскрываться даже перед самыми близкими людьми. Поэтому, наверно, девушки постоянно требуют от своих парней признаний в любви, а те всячески избегают таких признаний. Легко и непринуждённо говорят о любви только «донжуаны», которые на самом деле вовсе не любят, а просто используют любовный лексикон как средство соблазнения. Обнажить свои чувства — это дать власть над собой. А каждый из нас хочет властвовать, а не попадать в рабство.
— А как же мазохисты? — хихикнула Лена.
— Мазохисты не в счёт! — решительно ответил Лидин. — Нет правил без исключений. Никто из нормальных людей не хочет зависеть от других, поэтому нам легче раскрыться перед чужим, случайным человеком, чем перед близким. Чужак выслушал тебя и исчез, он не сможет использовать полученные сведения против тебя в дальнейшем.
К тому же, перед близкими нам хочется выглядеть как можно лучше, а перед чужаком, на мнение которого нам по большому счёту плевать, можно не скрывать своих отрицательных мыслей, желаний и поступков. Поэтому с проституткой или любовницей мужчина проделывает то, что не смеет предложить жене. Видимо, это суждение справедливо и в отношении жены и её любовника. Каждый из супругов хочет выглядеть в глазах другого лучше — в смысле общепринятой морали, а в результате страдают оба.
— Ну, сейчас-то девушка с парнем сначала испробуют всё, что хотят в сексе, поживут вместе гражданским браком, прежде чем пойдут в ЗАГС.
— Теперь ты мне напоминаешь о возрасте, дорогая. Уверяю тебя — ничего в этой сфере не изменилось! И мы, так сказать, «жили» со своими девушками до свадьбы, и мы экспериментировали в сексе и смеялись над пресловутой фразой: «В СССР секса нет!». Да, у нас всё было не столь открыто и откровенно, как у вас сейчас, но всё же было. И мы не прикрывали обычное сожительство лживым ярлыком «гражданский брак». Потому что на самом деле, гражданский брак — это ЗАГС.
Есть ещё церковный брак — венчание. Всё остальное — просто сожительство. Мы понимали это и не афишировали. Вы не понимаете, публично демонстрируете, но прикрываетесь фальшивым ярлычком. Вот и вся разница между нами. Так что и в СССР секс был.
— Не занудствуй!
— Постараюсь. Ещё пару слов только скажу. Вот ведь какое дело: как только появляются дети, общее хозяйство и так называемые «семейные будни», как все эти сексуальные эксперименты и акробатика постепенно прекращаются, и в интиме начинается такая же рутина, как и в быту. А фантазии и желания остаются, но для их воплощения уже не всегда имеются условия и обоюдное стремление. Вот и появляются любовные связи на стороне. Не потому что любовь прошла, а просто для заполнения возникшего вакуума чувств и желаний. Любовь к этому не имеет никакого отношения. Что у тебя там за шум?
— Это, наверно, Лёшка пришёл. В дверь ломится.
— А как же сигнализация?
— Если б была сигнализация, разве б сидела я здесь всю ночь? Оказывается, дешевле нанять сторожа. Подожди, не вешай трубку. Я сейчас вернусь.
Лидин закрыл глаза и весь обратился в слух. Сгорая от ревности, он