если начать сопротивляться. Надо чем–нибудь отвлечь его внимание.
Он сделал настороженное лицо и поднял руку.
— Внимание, Крюгер, вы слышите? — И вдруг Мишель сам, к своему удивлению, услышал сдавленный женский крик, доносившийся откуда–то будто из–под земли…
Однако Крюгер спокойно ответил:
— Боюсь, что вскоре в этом доме еще кто–нибудь закричит.
Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Радист узнает почерк
Дежурный радист приемной радиостанции абвера под Берлином принял вахту по связи с группой «Циклон–Юг» ровно в полдень. Проверив точность настройки на диапазон, обер–ефрейтор Тоске нацепил наушники и, приняв удобную позу, приготовился слушать. Рядом с ним уже шестой час непрерывно по собственной инициативе дежурил обер–лейтенант Либель. Он вызвался и здесь помогать Мельтцеру. Вахта постоянной связи с группой была похожа на рыбную ловлю в незнакомом месте. Не известно, в какой именно момент клюнет. Пока что из эфира доносился только обычный треск и шорох атмосферных разрядов. Днем помех было больше. Тоске для развлечения постарался себе представить радиста группы. Россию он видел только на картинках и в кино, поэтому она представлялась ему длинным рядом серых деревянных изб. Радист «Циклона» с автоматом на плече должен был, наверное, скрываться в подвале именно такого дома. Вот, прислушиваясь к шагам наверху, он включает питание рации, берется за ключ…..
Тоске вдруг и в самом деле услышал тонкое, искаженное дневными помехами попискивание, условные позывные «Циклона». Он откорректировал волну и, подождав вызова, ответил трижды условными сигналами. Да, это был «Циклон–Юг». Радист группы мог бы передавать и другие сигналы, но дежурный на радиостанции Центра все равно узнал бы его. У каждого радиста при работе на ключе есть свой «почерк», такой же определенный, как и тот, которым человек пишет на бумаге. Всех своих клиентов, засевших где–то в русском тылу, Тоске отлично узнавал по почерку, да, это, безусловно, «Циклон–Юг».
— «Циклон–Юг» вызывает, — сказал обер–ефрейтор Либелю. — Приготовьтесь записывать.
— «Циклон–Юг», — диктовал радист, — просит подтвердить изменения в плане операции. Следует ли передать командование прибывшему вместо командира. Выйду на связь через 15 минут, 15 минут. Я «Циклон–Юг». — Сняв наушники, Тоске посмотрел на Либеля. — Вы все поняли?
— О да, — ответил Либель. Он взял бланк с записью и зашагал по коридору.
В соседнем с аппаратной кабинете у большого стола сидел, о чем–то разговаривая с офицером радиостанции, подполковник Мельтцер. Либель подошел к подполковнику.
— Ну, наконец–то «Циклон–Юг» отвечает. Вот радиограмма.
— Что там? — спросил Мельтцер.
Либель прочел так, как он записал, слово в слово. «Циклон» просит подтвердить изменения плана операции, следует ли передать командование прибывшему».
— Дайте–ка мне радиограмму. — Мельтцер два раза прочел бланк расшифровки, — Что это значит? Разве ему раньше не было дано распоряжение? Какие изменения? — Мельтцер в недоумении перевернул бланк и посмотрел на него с обратной стороны.
— Я, кажется, догадываюсь, господин подполковник, — заговорил Либель. — Мне Шварцбрук говорил еще по дороге сюда, что они не очень ладили в свое время с лейтенантом Крюгером. Видимо, Крюгер сомневается в его полномочиях. Кроме того, лейтенант, вероятно, имеет в виду время начала операции. Он почему–то не согласен начинать раньше на сутки. Наверное, не успел подготовиться.
— Ах, вот оно что? Черт бы побрал всех этих карьеристов. Нашли время и место для выяснения отношений. И это хваленые фронтовые разведчики! С нашими такого не бывает. Либель, запишите текст ответной радиограммы:
«Все полномочия переходят к прибывшему командиру группы. Операцию начать немедленно. Доложить об исполнении». Кроме того, спросите у них, когда они смогут доложить о начале операции.
Либель быстро записывал.
— Вы, наверное, смертельно устали, обер–лейтенант, — сказал Мельтцер. — Сдайте радиограмму и поезжайте отдыхать. Вы за минувшие сутки как следует поработали.
— Я хотел бы остаться здесь, с вами, господин подполковник.
«Парень явно хочет взять реванш», — подумал Мельтцер.
— Ну хорошо, обер–лейтенант, можете остаться. Что это вы носите пистолет в боковом кармане?
— Я положил его туда еще днем, во время поисков Шварцбрука, да так и забыл.
Через полчаса поступила новая радиограмма «Циклона».
— Вот теперь это похоже на стиль Шварцбрука! — воскликнул Либель, подавая бланк Мельтцеру.
«Циклон распространяется. Первая сводка будет дана завтра утром».
Подполковник взял телефонную трубку.
— Это подполковник Мельтцер из абвера, соедините меня с генералом Кребсом. — Прикрыв рукой, он сказал Либелю: — На этот раз первым доложу я, а не Клетц. — И подтянувшись, отрапортовал в телефонную трубку: — Докладывает подполковник Мельтцер, господин генерал. — «Циклон распространяется». Первая сводка будет получена завтра утром… Благодарю вас, господин генерал!
Либель с большим трудом довел машину от радиостанции до Берлина. На набережной Тирпиц, у штаб–квартиры абвера, он высадил Мельтцера, а сам поехал домой. Что происходит сейчас там, у Мишеля? «Циклон–Юг» не должен провалиться немедленно. Если группа исчезнет, то это вызовет серьезные подозрения. С другой стороны, положение Мишеля в группе тоже рискованное. Одно только успокаивало Карла Либеля: у Мишеля рядом друзья. Они помогут.
Либель приехал домой, лег в постель и усилием воли заставил себя уснуть. Неизвестно, что еще впереди. Нужно быть свежим, готовым ко всему. За долгие годы работы во вражеском тылу он привык управлять своими чувствами.
А на далеком хуторе в Прикарпатье в этот час события приобрели новый оборот.
В тот момент, когда послышался крик, Мишель лихорадочно обдумывал свой следующий шаг. Этот Крюгер из тех головорезов, что может в любую минуту выпустить в него всю обойму своего «вальтера».
Напряжение росло. Выручил Скляной. Он ворвался в хату с шифровкой. Расшифровав радиограмму Центра, Крюгер, улыбаясь, спросил Мишеля:
— Простите, господин обер–лейтенант, не имеете ли вы отношение к группенфюреру[2] господину Эрнсту Боле?
— Я его близкий родственник, — сухо ответил Мишель.
— Вам уже приходилось бывать в России?
— Конечно!
— В таком случае, я очень рад нашему знакомству. И еще раз прошу прощения за неласковую встречу.
— Пустяки, служба прежде всего. Однако кто это там так кричит?
— Это хозяйка хутора, старуха, мы заперли ее в погребе. Иван, я же приказал тебе ее ликвидировать!
— Минутку, лейтенант, теперь командовать буду я. Старуха может нам еще пригодиться. Иван, приведи ее сюда. Надеюсь, вы не говорили при ней по–немецки?
— Я ее даже не видел, — ответил Крюгер. «Старуха» оказалась женщиной лет около пятидесяти.
На ней был тот самый кожух, который она
