— Две новости, Саня. Одна задним числом хорошая, вторая непонятная.
— А в итоге обе хреновые, — предположил я.
— Кима дисквалифицировали задним числом за неспортивное поведение. За нападение на тебя в туалете, а в третий круг отправили пятидесятилетнего морпеха Васютина.
— Ну а непонятная новость?
— Что-то здесь не так, Саня, — обеспокоено сказал Витаутыч. — Я этого Васютина знаю.
— Вы мне уже про него рассказывали. Сказали ещё, что полвека прожил, а ума не нажил.
— Вот это-то, Саша, и странно. Он же из вытрезвителей не вылезает. У кого он там выиграл в третьем круге, чтобы попасть на тебя? Ох не к добру это.
— Думайте, Васютину нечего терять, а потому он способен на всё? — насторожился я.
Вспомнилось, как Алексей надавал тумаков Киму, его собрались дисквалифицировать, но он и так вылетел…
— Именно так и думаю, — кивнул Лев Витаутович. — Так что будь предельно осторожен. А теперь давай-ка, Саня, разминаться, чтобы мышцы не застоялись.
Оставив меня, Лев Витаутович отошел к знакомому тренеру и перестал обращать на меня внимания.
До первого боя осталось пятнадцать минут, скоро всех выгонят, и… Разогреваясь, я постоянно посматривал по сторонам. Видел суку Гришина, который периодически вылезал на трибуны и смотрел на меня. Видел алкаша Васютина, с которым мне предстояло драться. Бывший спецназовец сосредоточился на себе, изображал бой с тенью в стиле «пьяный мастер»… или хромой обезьяны — кому как нравится. Видел, как, подобно акуле, нарезает круги Борецкий, бросая на меня загадочные взгляды. Я этот типаж знаю — Барик посчитал, что я его оскорбил, а потому не успокоится, пока не отомстит. Вот только как он мне мстить собрался? Если ему не дадут мне отомстить сегодня на ринге, значит, он будет пытаться нагадить мне как-то иначе.
Вспомнив, что я могу угадывать чужие желания, я ударил себя по лбу. Отпросился у тренера в уборную, а сам пошел на разведку.
Игорь Васютин, морской пехотинец, когда-то служивший на Тихоокеанском флоте, страстно всем сердцем и всей душой желал… накатить. Это желание вытесняло все остальные, ведь он с самого утра был трезв, и у него горели трубы.
Заметив, что я к нему подошёл, он щербато оскалился и протянул мне широкую ладонь-лопату. Подвоха я не почувствовал, потому пожал эту твёрдую и мозолистую руку.
— Ну, будем знакомы, — сказал он. — Меня Игорем кличут. Но все называют просто Горем.
— А я Саня, — просто ответил я.
— Неплохой ты парень, Саня, — вздохнул он и замолчал.
— Только что?
— Что «что»? — Он сделал вид, что не понял.
Я считал единственное желание: он хочет выпить, а не хочет всего остального.
— Ну обычно говорят, что кто-то там парень неплохой, только ссытся и глухой. А вы что хотели сказать?
— Ничего, — буркнул он.
Лицо его помрачнело, он отвернулся и сделал вид, что занят. Наверное, он просек, что за ним наблюдают.
Я продолжил разведку и прошел мимо Борецкого. Этот нехороший человек сегодня хотел только одного: победить на турнире любой ценой. Что такое карьерист? Тот, кто ради возвышения готов на все. И как раз-таки для Барика победа в турнире — самое простое решение на пути к цели.
А вот к суке Гришину приблизиться не удалось, а мой талант не работал, если человек находился дальше, чем в десятке метров от меня.
— Ты чего тут лазишь? — хлестнул резкий выкрик Витаутовича. — Твой бой будет через пятнадцать минут!
Сосредоточившись на ощущениях, я отрешился от всего, что мешало бы мне почувствовать желания объекта, а сейчас вынырнул в реальность, прислушался к диктору:
— Просьба всех освободить арену для торжественной части турнира в честь дня рождения товарища Горского!
Я окинул взглядом арену, превращенную в мерцающую снегом сказочную поляну, где новогоднее настроение, пахнущее хвоей и свежестью, мешалось с настоявшимся мужским потом. Красиво, конечно, все украсили. Эффектно. И сеть на потолке, рассеивающая свет, переливалась, как подсвеченный лед.
— Куда теперь? — спросил я Витаутовича.
— В комнату ожидания для спортсменов и тренеров. Там есть экран, по которому будут транслировать бои и вызывать нас.
Он кивнул в правый конец зала, куда вела синяя дорожка. В стене была плохо различимая дверь в комнату ожидания для участников, которым уготовано стоять в синем углу. Всего около сотни оставшихся участников, столько же тренеров. Понятное дело, что те, кто бились последними, ушли: кто в столовую, кто в ресторан — не толочься же здесь несколько часов.
Мы вошли внутрь, огляделись. Все три диванчика были заняты, и мы встали у стены, возле автомата с водой — кулером это назвать не поворачивался язык. Лев Витаутович поприветствовал нескольких коллег и уставился на экран, где друг друга сменяли цифры таймера. До начала первого боя официальной части оставалось восемь минут. Этого времени должно хватить, чтобы цвет города расселся по зрительским местам, а первые спортсмены подготовились к выходу.
Я старался не волноваться, просто ждал, глядя на цифры. Когда они показали 12:00, протрубили фанфары, на экране появилась снежнаа арену, где стоял председатель областного спорткомитета, возомнивший себя наместником бога, сука Гришин… в шубе Деда Мороза. Да это не Дед с подарками, это, блин, мой персональный Карачун.
Он говорил, как рад всех видеть, рассыпался в поздравлениях, вокруг него скакали голограммы зайцев, валялись белые медведи — надо сказать, почти как настоящие, аж мысль закралась, что было бы здорово, если бы вот тот, самый крупный, задрал Гришина.
Камера сместилась на зрителей, выхватывая то одно лицо, то другое. Вот хлопает Шуйский, его спутница в тени, ее не видно. Вот генерал Вавилов и целая свита дам, среди которых — Лиза. Какой-то незнакомый мужчина. Пожилая седовласая женщина. Еще несколько незнакомых лиц.
Закончил Гришин так:
— Прежде, чем вас поздравят наши участники зрелищными поединками, для вас споет товарищ Круг Михаил!
Грянули аплодисменты, а я ушам своим не поверил и мысленно перекрестился. Он же умер! Или… Его точно убили намного позже 1991-го, но все же раньше 2023. В этом мире, возможно, его убийц прихлопнули раньше, или они погрохотали на Колыму. Стало жаль, что это не Цой. Но Круг — в СССР? На официальном мероприятий… Да уж.
Михаил Круг выплыл из темноты — в костюме, при галстуке, с микрофоном. Совершенно седой, но — с неизменными усиками, и голос его, узнаваемый:
— Стало грустно так вдруг, лишь снег да луна за окном. Звонят мне, как ты, друг? Приезжай…
Не большой фанат шансона я был в той жизни, но песню узнал. Это ж надо, какую звезду из Твери выписали! Вот так размах! Или в этом мире Михаил — не первой величины звезда? Шокированный, я аж забыл о своей проблеме, досмотрел выступление Круга, спевшего еще одну песню, уже незнакомую мне, прославляющую партию.
