Следующие пять лет, в которые Джаспер получил диплом историка и правозащитника, шептуны всегда были где-то рядом. Но он слышал их не постоянно.
Джаспер говорит об этом, сравнивая с чашами весов: на одной стабилизирующие факторы, на другой – дестабилизирующие. Хотя университет, конечно, не дался совсем уж просто, но там Джаспер нашел дружную компанию. Так что жизнь была плюс-минус стабильна, а голоса становились тише и спокойнее.
Только несколько лет спустя после выпуска, когда он жил один в ветхом родительском доме, одна из чаш стала слишком тяжелой.
Я уже упоминал, что у Джаспера не было друзей в этой части страны, но у него был кое-кто другой. Бабушка. Настоящая. Она жила совсем близко. Джаспер хотел быть к ней поближе. Но и это было непросто, потому что к этому времени у нее проявилась болезнь Альцгеймера. Они играли в карты. «Она была такой картежницей раньше, – рассказывает мне Джаспер. – На Рождество она всю семью оставляла без штанов! А сейчас стала забывать правила, запоминала только к третей-четвертой партии. Родители были за океаном. Я растерял связь с друзьями из школы и университета, а теперь в некотором смысле терял и свою бабушку. Все навалилось одновременно. И тут это началось, по-настоящему началось».
В худшие периоды шептуны не останавливались ни на минуту, это было вещание 24/7. Я помню: мне было чуть больше двадцати, я шаркал туда-сюда по территории дома, слышал шептунов из каждой кухни, каждой гостиной. Они уничтожали меня.
У Джаспера начались мигрени. Он заперся дома, перестал ухаживать за собой. «Я не мог даже дойти до ближайшего магазина, – рассказывает он, – боялся выйти на улицу».
Однажды утром Джаспер лежал в постели, боясь с нее подняться. И так же, как происходило сотни раз до этого, голос бабушки заговорил с ним. «Но это было не так, как раньше, – поясняет он. – Гораздо, гораздо громче. Как будто кто-то выкрутил звук на максимум. Я не знаю, нужно ли ей было говорить громче или просто быть услышанной».
Хотя уровень звука поменялся, это был все тот же заботливый голос. Кто-то присматривал за Джаспером. И снова голос сказал, что ему пора вставать. Пора.
Почти сразу Джаспер записался к врачу, чтобы вылечить мигрени. Тут и появляется наш старый знакомый в гавайской рубахе. Джаспер не слишком хорошо помнит первый свой визит, но мы можем предположить, что врач понял: проблемы Джаспера не только в мигренях. Он направил Джаспера на психиатрическое обследование в клинику ментального здоровья.
Знакомство со службами охраны психического здоровья прошло не слишком приятно. «В то время я понятия не имел, что существует эта огромная индустрия, целая сфера здравоохранения, которая берет определенный человеческий опыт и называет его болезнью. Даже тогда мне показалось, что это не очень правильно».
Я говорил, что Джаспер склонен замечать в людях лучшее. По правде говоря, он не может найти добрых слов о «стероидном Голиафе в облике медицинского брата», который проводил первый осмотр. Джаспер вспоминает холодные, агрессивные и несвязные вопросы.
Он вспоминает собственную паранойю: он отвечал коротко, старался не болтать лишнего. Он хотел сказать, что запутался, но боялся показаться уязвимым. Он не рассказал о камерах, которые видел по углам, о своей вере в то, что за ним всегда наблюдают. Не рассказал о мимолетных эпизодах, когда он считал себя Джимом Моррисоном, или самим Богом, или агентом под прикрытием. Не рассказал о той лекции в университете, когда он думал что может изменить ход мысли профессора собственным взглядом.
О чем бы он ни умолчал, но в результате визита на стол врачу легла справка, в которой говорилось о стандартных признаках психоза и паранойи.
Примерно неделю спустя Джаспер снова сидел в кабинете «гавайского» доктора – они вместе просматривали результаты психиатрической оценки. Врач зачитал Джасперу заключение, затем сказал: «Ну, нам это не нужно, как вы полагаете?» Он положил лист бумаги в ящик. Это заключение так и не появилось в медицинской карте Джеймса.
«Он был просто потрясающий, этот доктор, – говорит Джаспер. – Оглядываясь сейчас назад, я думаю, что у него у самого могли быть какие-то психопатологические проблемы, и он просто не хотел, чтобы меня засосала система».
Новый день, новая история.
Джаспера отправили в клинику психического здоровья еще на несколько амбулаторных приемов. Каждую неделю к нему приходил медбрат, которого сегодня он описывает как пример для профессионального подражания.
Я спрашиваю Джаспера, о чем они с ним говорили?
«Я смутно помню, как мы с ним разбирали концепцию и смысл паранойи. Но я лучше помню не содержание наших бесед, а чувство комфорта, безопасности. Я понимал, что ему можно довериться. Я не чувствовал себя обязанным рассказывать что-то конкретное, но я мог, если сам этого хотел».