– Ну, мне не раз приходилось ездить в Канзас по делам, проезжать множество мелких городков…
Глория опустила голову и уставилась на свою блузку, лежавшую поверх дорожного плаща Райли. По щекам ее заструились горячие слезы. И тут она осознала, что стоит совершенно голая, и это лишь усилило чувство неловкости. Райли делал это с другими женщинами?
Глории перехватило дыхание от боли и гнева. Быстро собрав свои вещи, она начала одеваться.
Райли больше не произнес ни слова. «Это и к лучшему», – решила Глория. Когда она была уже в ботинках и теплой куртке, она наконец снова взглянула на Райли. Он тоже был готов отправляться в путь. Ему оставалось лишь накинуть плащ. Руки Глории непроизвольно сжались в кулаки, когда она предъявила ему ультиматум:
– Я не хочу, чтобы ты занимался этим впредь.
Райли замер от неожиданности, потом медленно выпрямился, настороженно глядя на Глорию.
– Чем занимался?
– Этим. – Глория указала пальцем на землю, где они только что лежали вместе. – Ни с одной женщиной, кроме меня. Никогда. Обещай мне.
Губы Райли дрогнули. Глории показалось, что он еле сдерживается, чтобы не рассмеяться. Но, к счастью для него, Торн сдержался. Напротив, став необычно серьезным, он кивнул:
– Я обещаю. Я буду заниматься любовью только с тобой. – «Заниматься любовью». Глории понравилось, как звучат эти слова, но все равно этого было мало.
– До конца твоих дней, – подсказала она.
Райли ухмыльнулся, не в силах больше сдерживаться:
– До конца моих дней. Или, может, до конца твоих дней, в случае если ты умрешь раньше?
На мгновение Глория оцепенела, а затем с воплем набросилась на Райли, но он схватил ее за талию и принялся кружить, пока возмущенный крик не сменился смехом. Тогда он поставил ее на землю и крепко обнял. Обхватив Райли обеими руками, прижимаясь щекой к его груди, Глория неожиданно поняла, что в этой жизни ничего невозможного нет. Ведь случилось же так, что женщина из рода Лолесов полюбила мужчину, носящего фамилию Торн.
* * *
Райли провожал взглядом Глорию. В споре с ней ему не удалось взять верх. Теперь оставалось только стоять и смотреть, как она удаляется в сторону дома. Молодой Торн считал, что он должен был ее проводить, чтобы обеспечить безопасность. Но Глория была непреклонна. Она показала ему свой маленький револьвер и заявила, что сама может за себя постоять, к тому же теперь она уже на собственной земле. И все-таки Райли чувствовал себя виноватым, позволив ей уехать одной.
Чувство вины – ужасная вещь. Оно пригибает человека к земле. Перед мысленным взором Райли снова предстала Глория. Вот она садится в седло и смотрит на него. Она уже начала осознавать последствия своего поступка. Теперь она раздумывает над тем, что произошло; может быть, даже сожалеет. Возможно, сомневается.
Райли больше не улыбался. Его любовь к Глории была столь огромной и самодостаточной, зачем же он решил все поставить на карту? Зачем же своими руками разрушил все, что составляло его мир? Боясь додумать до конца эту мысль, Райли повернулся и отправился на поиски Прайда. «Не вернуться ли и мне домой? Я пока не могу ничего изменить в ее жизни, но уж со своей семьей я как-нибудь справлюсь». Оказавшись меж двух враждебных миров, каждый из которых требовал от него безусловной верности, Райли не знал, хватит ли у него мудрости и терпения достойно выдержать это испытание.
Он нашел своего жеребца в небольшом овраге, том самом, куда Глория, пылая гневом, закинула табличку, написанную его отцом. Покачав головой, Райли негромко свистнул, подзывая коня. Прайд настороженно прислушался, поднял голову и увидел хозяина. Райли встал, упер руки в бока и крикнул:
– Иди-ка сюда, нечего на меня пялиться! – Конь задрал голову и громким ржанием дал понять, что он думает о своем хозяине, потом нехотя побрел в его сторону. Райли развел руками и проворчал: – Ну да, я знаю. Но что я могу поделать, я ведь уже кастрировал тебя, старина. И чем больше Глория раздумывает о том, что здесь недавно произошло, тем больше шансов у меня вскоре к тебе присоединиться.
Усадьба Лолесов уже была совсем близко, и Глория, поднявшись на невысокий холм, придержала лошадь, разглядывая окрестности.
Чувствуя, как ее сердце переполняет любовь к своему дому и гордость, что все это принадлежит ей, Глория глубоко вздохнула и задержала дыхание, борясь с подступающими слезами. Неужели она может все это потерять? Огромную двухэтажную усадьбу, просторный двор, конюшни, пастбища, скот? И даже семейное кладбище?
Глория зажмурила глаза и тряхнула головой, пытаясь отогнать представшие перед ней картины. Вот она в объятиях Райли, ее дом в долине у ее ног, лица сестер, когда они клялись отомстить за смерть родителей. Все эти мысли уже терзали ее и раньше. И сейчас она лишь успокаивает себя, убеждает, что все будет так, как прежде, до того, как случилось то, что случилось. Они занимались любовью. Кто дал ей право на это? Да еще с Райли Торном. Но это случилось, и здесь уже ничего нельзя изменить. Слишком поздно. Она стала женщиной. И чему тут удивляться, если теперь у нее в голове такая каша.
Это случилось. Но Глория никак не могла поверить, сколько ни думала об этом, даже когда спускалась с холма верхом на лошади, машинально здоровалась со встречными, кивала, отвечая на приветствия. Слезы капали с ее длинных ресниц и скатывались по щекам. Она предала свою семью. Она предала свой дом. Глория даже не могла себе вообразить, что может быть хуже этого. Она любит Торна – злейшего врага своего отца. Она опустила голову, изнемогая от острого, невыносимого чувства вины. Она недостойна носить имя Лолес.
Глава 14
«Вот уже два дня, как малышка Глория слегла в постель, – размышляла Бидди. Она накинула шаль, стянула ее узлом на животе и направилась к дверям. – Ну все, хватит». С трудом спустившись по деревянным ступеням, она вышла на веранду и оглядела бурый от пыли двор. Никаких признаков Смайли Рэнкина.
Ну почему, когда кто-нибудь очень нужен, его никогда нельзя найти? В любое другое время – пожалуйста. А сейчас его нет и нет, вот досада. Бидди поджала губы и откинула с лица растрепанные ветром седые волосы. Может, он у себя в конторе? Ковыляя в направлении домика, где жили рабочие, Бидди раздумывала над тем, что творится с ее девочкой. «Бедняжка Глория, и зачем она потащилась к этим Торнам? А они набросились на нее всей сворой. Господь милосердный, да она уже столько слез выплакала, а все плачет и плачет. Так можно и жизни лишиться, шутка ли». С этими невеселыми мыслями няня подошла к двери в кабинет управляющего.
Распахнув дверь, Бидди сразу увидела Смайли. Он сидел, склонившись за столом, держа в руке какой-то страшный на вид инструмент, и трудился над куском кожи. Когда Бидди вошла, он поднял голову. Толстуха, хотя и не подала виду, с явным удовольствием наблюдала за тем, как при ее появлении Рэнкин вспыхнул и вскочил, бросив свою работу. Он выжидающе уставился на Бидди. Сгорая от смущения, бедняга неловко пригладил рукой остатки волос и, запинаясь, пробормотал:
