бред можно было бы услышать от начитавшегося этой бумажной дряни дикаря, но ты не выглядишь дураком. Правда, что ли, спрыгнул?
– А я пытался сказать…
– Утоплю на первом же перегоне! – рявкнул рыжий.
– И кто тебе тогда будет толкатели сводить? Разоришься на лодочниках.
Брак снова промолчал, хотя ему было что сказать. Под образ начитавшегося бумажной дряни дикаря вполне подпадал Логи, да и история с лихим прыжком с цепа была вполне в его духе. Но сейчас именно ее вопиющая нереалистичность играла парню на руку.
– Кто у тебя? – внезапно спросил Раскон. – Мать?
– Мать. Отец. Наставник. Друг. Друзья. – перечислил Брак. В груди вновь стало горячо.
– Клановые?
– Клановые.
– Кто?
– Кто их разберет… – пробормотал Брак. – Кто-то.
– Гхм. – вновь хмыкнул Раскон. – Дам фиолку за картечницу, могу добросить вверх по реке, но не до самого Троеречья. Мы еще на юг сплаваем, чтобы успеть до зимы. В команду не возьму, у нас уже есть механик. А в остальном от тебя толку немного.
– Не надо, – ответил калека. – Поищу другую горжу.
– Зачем тебе вообще на побережье? И почему хочешь именно в команду?
Брак пожал плечами и одним глотком допил отвар.
– Деньги нужны, а на реке можно хорошо заработать. И домой надо, с деньгами. А тут застряну до весны. Пилы и капканы сводить уже сил нет.
– Все равно не возьму. Могу посоветовать надежного капи…
– Вообще-то, у нас только половина механика, и ты сам об этом мне постоянно напоминаешь, – подал голос Кандар и внезапно подмигнул Браку. – Три руки куда лучше одной, да и на флире я заколебался болтаться.
– Гхм…
Утро поприветствовало Брака полутьмой, ором потерявших всякий страх визжиков и прохладной сыростью, поднимающейся от воды. За последние дни река здорово выстудилась – ночи стояли холодные. Даже плотовики напялили непромокаемые жилеты и куда неохотнее покидали свои посты на бревнах ради сомнительного удовольствия вымокнуть и продрогнуть до костей. Хотя, Нейген наверняка все еще надеется на свой счастливый сачок.
Калека неторопливо собрался, сменив ставшую уже привычной летную куртку на свои кожаные вещи. Степной наряд дополнили теплый вязаный свитер, такая же шапка и даже носок, кое как впихнутый в ставший вдруг слишком маленьким ботинок.
Попил хвойного отвара с подмокшими сухарями, сверля взглядом свернутую в трубочку пластину контракта.
Собрав вещи, взвалил на плечи рюкзак и грустно оглядел осиротевший лодочный сарай. Из всех признаков пребывания Брака в нем остался лишь дурацкий посох с совой, подпалины на стенах и заваленная шкурами лежанка – все остальное еще с вечера уволокли нанятые Расконом грузчики. Да и было там немного: компрессор для банок пошел на скраппер, бак для эйра отправился туда же, а так и не законченный душ Брак сменял кому-то из скотоводов за мешок сушеного мяса и шерстяные вещи.
Юный механик в последний раз вдохнул ставший уже привычным воздух, попытавшись отложить в памяти эту дивную смесь из запахов воды, дерева, эйра и металла. Провел рукой по стене, размазал между пальцами липкое и красное. Вышел наружу. Помянул шарга, вернулся за посохом, после чего покинул свою первую мастерскую. На этот раз уже окончательно.
На пристани калека передал сонному Кевнеру тяжелый сверток, сопроводив просьбой передать капкан и букварь Нейгену. Тот сунул нос внутрь, после чего задал всего один вопрос:
– Почему синий?
Брак пожал плечами. Они постояли на пристани, наблюдая за тем, как с поверхности воды неспешно растекается туман. За их спинами просыпалось Приречье: скрипели двери, чавкала после ночного ливня густая, жирная грязь, разносилось осторожное потрескивание первых костров.
– Знаешь, я даже завидую, – сказал лодочный механик, – Сколько их свожу, а на реке толком не был. Могу ведь, если захочу.
– А ты хочешь? – спросил Брак.
Механик промолчал.
Они постояли еще несколько минут, затем пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны: Кевнер на площадь, за горячей едой, а калека – на влажную от росы палубу своего нового обиталища, где сонные горжеводы, зябко ежась, будили многочисленные эйносы.
– Ты же помнишь, если не выдержит, Раскон велел тебя сбросить? – ехидно улыбаясь спросил Кандар. – А ты плавать не умеешь.
Он со звоном загнал в паз толстую медную пластину – первую и последнюю преграду, отделяющую эйр от основной части ствола.
– Выдержит, – буркнул Брак, возясь с компрессором.
Тот загудел, застучал и принялся заполнять разгонную камеру скраппера.
Седой старик в непромокаемом плаще, кряхтя и сгибаясь в три погибели, подтащил к носу горжи ведро с галькой, после чего ушел на корму. Механики совместными усилиями подняли тяжеленную тару к засыпному отверстию, после чего опрокинули. Камни весело застучали по металлу.
– Смотреть не будут?
– Если рванет, то только тебя размажет, – весело ответил Кандар. – Ну, и весь передок тоже, но эта шаргова баба все равно никому не нравится.
– А ты? – спросил Брак, перекрывая рычаг компрессора и будя гравик.
Сведенная под забитым галькой стволом коробочка зажужжала, лишая веса все вокруг. Из недр оружия послышался каменный перестук.
– А я просто не могу упустить возможность жахнуть из скраппера. Всю жизнь мечтал, – признался Кандар, – К тому же, Приречье слишком медленно просыпается, ты не находишь? Аж завидно. Не против?
Брак проводил взглядом медленно таящую в тумане пристань и кивнул. Он тоже мечтал.
Сероглазый механик хлопнул его по плечу, потянул рычаги, наводя оружие на верхушки ближайших деревьев. Крутанул клешней рукоятку, взводя пружину, после чего спросил:
– Будим тупых лесовиков?
– Будим. – улыбнулся Брак и закрыл уши.
Скраппер выплеснул столб синего света. Горжу качнуло, по верхушкам плакальщиц стегануло каменным дождем, а обитатели Приречья разом проснулись.
Глава 14
Горжа носила название “Прекраснейшая и несравненнейшая, мудрейшая в своем роде, затмевающая блеском своих достоинств свет солнца, величайшая владычица и судия Карталейна До-Легиано, да не оскудеют безграничные запасы ее любви и добродетели”. Деревянная фигура этой самой Карталейны украшала нос плота, радуя взор окружающих необъятной задницей, обвисшими до колен грудями и стекавшими с тела жировыми складками.
Неофициальное имя у плота тоже было – “Вислая Карга”, но при посещении поселений великолепнейший Раскон неизменно требовал
