Следующие два часа она провела с Митей. Они собирали железную дорогу – его любимую игрушку, пускали по ней паровоз. Когда пришло время обеда, она оставила сына с няней, а сама отправилась к Изольде Карловне, вернуть, как обещала, записки.
Старушка встретила ее с распростертыми объятиями. Не ясно только кого больше она была рада видеть: Веронику или вернувшиеся к ней документы.
— Изольда Карловна, — попросила Вероника, — можно я еще ненадолго оставлю себе предсмертную записку Леопольда?
— Это еще зачем? — старушка с подозрением уставилась на нее.
Вероника сочиняла на ходу:
— Хочу дать ее одному человеку. Пусть проверит на наличие проклятья.
Она сказала первое, что пришло на ум, и едва сдержалась, чтобы не зажмуриться, такой глупостью ей показались собственные слова. Но суеверная Изольда Карловна не разглядела подвоха.
— Может, у вас есть образец подчерка Светланы Георгиевны? — вконец обнаглела Вероника. Она поняла, что старушку не так-то просто разубедиться в существовании проклятия, а значит, при ней можно не таиться. Она все равно воспринимает происходящее по-своему.
— Где-то было письмо от нее. Она по молодости переписывалась с Левой.
Вероника заполучила образец подчерка Светланы Георгиевны. Она снова съездит в столицу и закажет повторную экспертизу, и если подчерк на предсмертной записке Леопольда совпадет с подчерком Светланы Георгиевны, это докажет, что свекровь убила мужа.
Вероника уже стояла на пороге комнаты, когда Изольда Карловна поинтересовалась:
— Как тебе удалось переубедить Светку?
Вероника не сразу сообразила: Светка – это Светлана Георгиевна. Странно слышать пренебрежительное обращение к свекрови.
— Я валялась у нее в ногах, — созналась Вероника.
— Умный ход, — старушка улыбнулась. Ее беззубый рот походил на земляную яму. — Она это любит.
Для Вероники стало открытием неприязненное отношение Изольды Карловны к невестке. Особой симпатии между женщинами не было, но они столько лет делили особняк на двоих, что окружающие воспринимали их как одно целое. Вероника вдруг сообразила: она ни разу не видела, чтобы женщины общались между собой.
Это озарение требовало немедленной проверки, и она спросила:
— Изольда Карловна, почему вы не разговариваете с невесткой? Вы поссорились?
— Нам не о чем говорить. Она убила своего сына − моего внука!
Глава 19
Вероника застыла с открытым ртом у двери. Ладно, убить мужа. Это еще куда ни шло. Но родного сына! Будучи матерью, Вероника не могла представить, как можно пойти на такое. Что за человеком надо быть?
— Я говорила ей, что необходимо увезти Бориса из этого дома, — закончила мысль Изольда Карловна, и у Вероники отлегло от сердца. Старушка упомянула убийство в переносном смысле.
— Почему она не послушалась? — спросила Вероника.
— Сказала, что не хочет бросать меня одну.
— Что вам стоило переехать с ними? Продали бы дом, купили другой. Может быть, все сложилось по-другому.
— Я поклялась не покидать стен этого дома, — поджала губы Изольда Карловна.
Вероника покачала головой. Она угодила в сумасшедший дом, не иначе. Отчего все обвиняют друг друга, но при этом отказываются признать, что сами не без греха?
Помимо отношений между хозяйками особняка Вероника прояснила для себя еще один момент: по непонятной причине Светлана Георгиевна наотрез отказывалась покинуть дом. Что это: привязанность к особняку или есть скрытые мотивы? Вероника склонялась ко второму. Свекровь не похожа на сентиментальную женщину. Что-то ее здесь держит. Уж ни надежда ли отыскать сбережения Леопольда?
Вероника в глубокой задумчивости покинула Изольду Карловну. Даже если спустя столько времени деньги будут найдены, какой в них толк? Чем помогут Светлане Георгиевне кучка давно вышедших из оборота банкнот? По современным меркам они годятся разве что для растопки камина.
Следует во всем детально разобраться. Пришло время для культурной программы. Вероника давно собиралась посетить музей, расположенный в здании бывшей фабрики.
Бумаги, что дала ей Изольда Карловна, она взяла с собой, опасаясь оставлять их без присмотра. Если с ними что-то случится, ей никогда не узнать, кто на самом деле автор предсмертной записки Леопольда.
Она добралась до центра города и только тогда сообразила, что не знает в каком направлении двигаться дальше. Колесить по улицам в поисках музея не хотелось, и Вероника спросила дорогу у прохожего. Мужчина в возрасте, которого она остановила на тротуаре, подробно рассказал, как и куда ехать. Бывшая фабрика располагалась на выезде. То-то Вероника в прошлую прогулку по городу ее не видела.
Следуя инструкциям местного жителя, она быстро добралась до цели. Музей, а до этого ткацкая фабрика, был обнесен оградой из окрашенных в белый цвет кирпичных столбов, между которыми тянулась кованая решетка. Ворота представляли собой арочный свод с несколькими ходами: два для пешеходов и один широкий для транспорта. Здание имело два этажа. Красный цвет его стен резко контрастировал с оградой, как если бы кто-то налил крови в молоко. Часть здания с главным входом ромбом выступала вперед. По бокам от него влево и вправо тянулись два крыла. На газонах цвели тюльпаны, дорожки были вымощены плиткой, в тени деревьев щебетали птицы.
Веронике пришлось по душе это место. С первых минут пребывания здесь она ощутила дыхание времени. Даже пластиковые окна, пришедшие на замену деревянным, не портили впечатление.
Оставив машину на соседней улице, она пешком вернулась к музею. Чтобы попасть внутрь, купила билет. Контролер на входе любезно поделился информацией: выставочных залов всего четыре. Не так уж мало для провинциального музея, по его словам. Первый и самый большой посвящен производству. Его Вероника миновала без особого интереса. Основную часть экспозиции занимали ткацкие станки. При желании по ним можно было проследить развитие ткацкой отрасли в стране.
Второй зал немного уступал первому по размерам. Здесь Вероника задержалась чуть дольше. Будучи женщиной, она не смогла пройти мимо, ведь в зале была выставлена продукция фабрики. Ткани, мужская и женская одежда на любой вкус лежали на специальных стендах и висели на манекенах. Фабрику построили в конце девятнадцатого века. Наряды этого времени были особенно хороши. Следом шли революционные годы, а за ними военные. В этот период производство сосредоточилось на рабочей одежде и военной форме. Женская одежда советского времени неприятно поразила Веронику своей убогостью. Попадались отдельные модели, которые по тем временам считались писком моды, но простые смертные вряд ли носили эти наряды.
Третий зал вознаградил Веронику за терпение. Он был меньше предыдущих, зато в нем хранилась полезная информация: имена, фотографии, краткие биографии бывших владельцев фабрики. Вероника миновала стенды с создателем фабрики и его семьей. Основатель фабрики не имел отношения к семье Севериных. Стенд сообщал, что его семья была репрессирована во времена революции. Дальше фабрика переходила из рук в руки, пока ее директором в послевоенные годы не назначили Арнольда. Его отец принадлежал к партийной верхушке. Это он выбил назначение для сына. Фабрика при Арнольде процветала. Он оказался на удивление толковым руководителем. Обновил технику, ввел в производство новые ткани. Вероника испытала гордость за родственника, пусть и не кровного. Арнольд обладал хваткой бизнесмена. Можно представить, каких высот ему удалось бы достичь, живи он в наше время. А так большая часть доходов шла в государственную казну. Но при этом Арнольд и себя не забывал. Судя по фотографиям его и семьи, жили они куда богаче, чем мог себе позволить директор ткацкой фабрики.
