Внезапно мозг Шули резанула мысль, что здание внутри почему-то выглядит более… вместительным? С виду хибарка, а здесь, в темноте — лабиринты сплошные. По спине его пробежали мурашки, и он ускорил шаг, стараясь догнать Тузова, и жалея, что не вернулся в машину вместе с гнусавым водилой.
Вова слышал шаги и тяжелое дыхание. Он сидел в углу, за наполовину снесенной кирпичной перегородкой, как ему представлялось в темноте. Воняло дерьмом, стоял резкий запах мочи — наверняка здесь обитали бомжи. Ему даже казалось, что один из бродяг стоит позади него, и уже тянет руки, чтоб схватить за горло.
Проблески света впереди. Свист. Шаги.
Вова затаился. Думал ли он, что такое произойдет? Нет. Он вообще предполагал, что Тузов лежит в больнице, что лежать он там будет еще очень долго — год или два. Прошло несколько месяцев, а он уже спокойно разгуливает. Так значит ли это, что он стрелял понапрасну?
Ты должен завершить начатое.
Сидя за стенкой, он переложил кирпич из левой ладони в правую.
Хруп, хруп. Чьи-то шаги, ближе и ближе. Замер, и стоит. Вова надеялся, что его вообще не найдут. Походят по зданию и уйдут, уедут, оставят его здесь в темноте, с лающими поодаль собаками, но в относительном спокойствии. И он пойдет домой, и постарается не утонуть в какой-нибудь болотистой луже.
Но свет фонарика все ближе и ближе. Вот забликовала стенка прямо над Вовой, и тот практически затаил дыхание, надеясь что его не выдаст громкий стук сердца. Хруп, хруп — еще ближе. Пятно фонаря подползло совсем близко к кроссовку, и Вова не знал, выскакивать ли ему с кирпичом наперевес или просто зажмуриться и ждать, пока его не обнаружат.
Тогда он совершил поступок, значит, он уже не трус. Что мешает совершить поступок сейчас?
Луч света пополз в другую сторону, а Вова привстал, чувствуя, как затекли ноги, как дрожат коленки. Одна часть разума твердила ему, что не нужно высовываться, а вторая нашептывала, что его отсюда живым не выпустят.
Фонарик был у Тузова, значит, это он стоит. Вова закусил губу, глядя на темный силуэт, освещающий противоположную стену. Это будет самооборона. Они его вывезли сюда, били, а он защищался.
Эти мысли все равно не поспели за телом. Оно само размахнулось, само кинуло кирпич с неожиданной силой.
Силуэт всхлипнул и рухнул на грязный пол.
Фонарь упал и покатился, освещая грубую кирпичную кладку стены и бетонные швы, поросшие зелено-серым мхом.
* * *
— Это голословные утверждения, — бубнил Стриженный. — Мальчик, так ничего не делается — с бухты-барахты.
Турка сдержался, чтоб не заорать матом. Его отец уже поговорил с мамой Вовы, и стало понятно, что тот пошел в магазин, а потом не вернулся домой, и на звонки не отвечает. Мама тут же подняла тревогу, а Турка решил, что случилось то, чего он в душе ждал давно: Тузов нашел способ отомстить обидчику — «ботану конченному».
Вопрос в том, что он сделал? И где сейчас Вова?
Конечно, Турка решил сразу же звонить по оставленному милицией телефону. Отец стоял рядом и слушал разговор. Собственно, он хотел звонить сам, но Турка переубедил. Да ведь отец и не сможет ничего объяснить нормально, потому что не понимает, что происходит.
— Вдруг его уже убили? Вдруг сейчас убивают?
— С чего ты это взял? Ты экстрасенс, Господь бог? Может, скажешь еще точное местоположение?
— Нет, не скажу. Просто, вы просили сообщать все, что как-то может помочь в поисках Коновой. И я решил рассказать вам вот такую версию…
— Эти события вообще не связаны, — перебил милиционер. — Причем тут месть и пропавшая девушка? Нет, мальчик… Давыдов, верно? Нет, это какая-то ерунда, сам посуди, — Стриженый зевнул, сказал что-то не в трубку, невнятное и потом голос его вернулся: — Алло, слышишь меня?
— Слышу.
Молчание, молчание. Потом Стриженный продолжил:
— Никак не связанные события, повторяю.
— Так в дневнике…
— Послушай, дневник — это бабские сопли, — припечатал мент. — Там ничего, что помогло бы следствию, нет. А дружок твой, Вова… Он, может, вообще загулял.
— Я тогда ваш телефон передам его маме, можно? Вы ей это скажете.
— Слушай…
Но Турка уже отключился. А что еще добавить? Кроме «голословных утверждений» и собственных домыслов (не факт, что правдивых) у него ничего. Так что может быть Стриженный и прав.
Турка заходил по комнате, а отец допытывался:
— Ну что он сказал? Что там?
— Ничего. Типа, фантазии.
Пацан отшвырнул телефон на диван, продолжая нарезать круги по ковру вокруг отца. Тот молча наблюдал.
— Он прав, конечно. Это все мои… мысли. Ничем их не подтвердить, не опровергнуть.
— Но ты знаешь… Где может быть сейчас Вова? — Турка поднял на отца взгляд и тот сразу нахмурился: — Нет, нет! Я имею в виду, что если бы с ним решил сделать что-то тот тип, которому он яйца прострелил? Есть мысли? Только сразу не отвечай, подумай хорошенько.
Турка хотел выпалить, что понятия не имеет, а потом задумался.
Где? Где они могут быть? Упоминал ли что-то эдакое Тузов, Шуля, может быть, еще кто-то из их компании? Какое-то укромное место?
Да они бухали где угодно. И даже если и упоминали, то вряд ли…
Тут воспоминание сверкнуло, превратившись в догадку. Глаза у Турки расширились, и он медленно проговорил:
— Кажется, есть такое место. Но… Я не уверен… Вообще не уверен.
* * *
В тот же момент, когда фигура упала, лицо Вовы обожгла боль. Темноту «подземелья» осветила вспышка, но не фонарика — перед глазами танцевали разноцветные пятна. Еще один удар заставил Вову сложиться пополам и противник тут же добавил прутом по спине.
— Что, чмошник, героем себя почувствовал? — прошипел голос. Обладателя Вова не увидел, но понял, что это именно Тузов.
Кого же он ударил? Шулю?
Он вытянул перед собой руки, а потом его ослепил свет, а следом мелькнул прут — от него Вова успел увернуться, но наступил на твердый выступ. Нога выгнулась, голеностопный сустав пронзила боль. Вова отступал к стене, а перед ним кривлялось в тенях бледное лицо с горящими глазами. В них было и безумие, и ярость, и животный восторг перед страхом жертвы. Вова отходил и затылком наткнулся на острый выступ, торчащий из стены, а в следующий момент его пятка наткнулась на стену.
Дальше отступать некуда.
— Что, теперь не такой смелый? — ухмыльнулся Тузов. — Ну, давай вспомним, что ты мне тогда говорил. И про куски говна, и про ублюдков. И чтоб мы двигали жопами, типа, плохо танцуем. Я все помню, тварь. Думаешь, я не смог бы найти автомат, чтоб провернуть что-то такое с тобой? — он дернул фонариком и Вова поморщился, раздумывая, не метнутся ли в сторону.
