Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 112
— Сиречь вы на стороне англичан, — сказал Уоллес, и Хэл сквозь холстину услышал, как Леннокс и Джон Стюард лепечут отрицания.
— Сиречь вы на нашей стороне.
На сей раз последовало молчание, настолько неуютное, что даже Хэл почувствовал его со своего места, пока его в конце концов не нарушил мягкий, успокоительный голос Мори:
— Приношу вам свою благодарность, государи мои, — произнес он по-французски. — Передайте Суррею наше пламенное пожелание, дабы он отступил отсюда и из державы.
— Суррей тут не властен, — ответствовал Джон Стюард. — Крессингем возглавит армию поутру.
Уоллес испустил горький каркающий смешок.
— Он не вождь. Он ничтожный щелкопер, чернильная душонка, он и со вши шкуру сдерет, дабы продать с выгодой, — проворчал он. — Поведайте ему сие, коли хотите, — но попомните меня, нобили, здесь Эрвин не повторится.
— Те переговоры вели англичане. Они выиграли вам время на все сие, — угрюмо проговорил Леннокс по-французски, и Хэл услышал, как Уоллес откашливается, буквально видя нахмуренные брови, ясно дающие понять, что он более не желает здесь французской речи, которую понимает куда хуже английской. Мори спокойно перевел.
— Вы выкупили свои земли, — напрямик отрезал Уоллес. — Лживым поцелуем и предательством. Вскорости, государи мои, вам придется выбирать; вы уж порадейте — пришедшим на пиршество последними достанутся только кости.
— Мы не будем биться с вами, Уоллес, — с вызовом парировал Стюард, предпочтя пропустить оскорбления мимо ушей. — Свет державы полагает за лучшее уладить дело миром, какими бы соображениями сие ни диктовалось.
— Из моих рук вы его не получите, — ответствовал Уоллес голосом обыденным, как толокно, тщательно выговаривая слова по-английски. — Желаю вам добра от вашей капитуляции. Да будут ваши кандалы легки, государи мои, когда вы преклоните колени, дабы лизать длань. И да забудут потомки, что некогда вы заявляли о нашем родстве.
Последовало молчание, вязкое, как каша, а потом раздался голос, еще более вязкий от гнева, — Стюард, узнал Хэл, едва сдерживался.
— Вам нечего терять, Уоллес, так что бросать кости из вашей чаши вряд ли рискованно.
— А из моей? — беззаботно поинтересовался Мори.
Молчание.
— Мы не встанем против вас, — упорствовал Леннокс.
— То же провозглашал и другой из вашего племени, сэр Ричард Лунди, доколь не перепрыгнул через ограду к англичанам, — горько проронил Уоллес. — Теперь же оный считает Эдуарда добрым парнем, который навел порядок в своем королевстве, и присоединился к нему, дабы биться против нас. Вот что воспоследовало из вашего фиглярства в Эрвине. Коли ваша знать будет упорствовать в раболепии, подобных ему будет толико поболе.
— Клянусь Богом, я не стану выслушивать нотации от вам подобных! — взорвался Стюард. — Вы выскочка, безземельный челядинец с крепкой десницей, понятия не имеющий, куда ее приложить, пока господа не скажут…
— Довольно!
Голос Мори полоснул, как клинок, и тишина воцарилась столь внезапно, что Хэл расслышал сквозь холстину яростное бычье пыхтение.
— Ступайте обратно и реките графу Суррейскому, Крессингему и всем остальным, что мы дожидаемся удовольствия встречи, государи мои, — присовокупил Мори вежливо, но угрюмо. — Если он желает, дабы мы ушли отсюда, пусть поднатужится и добьется этого.
Движение и шелест поведали Хэлу, что Леннокс и Стюард удалились. Наступило молчание, а затем Уоллес харкнул мокротой.
— Зрите, яко оно? — горько изрек он. — Опричь вас, весь свет державы плюет на меня. Нам нипочем не осуществить планы Уишарта, коли их плуг будем толкать только мы.
— Не изводите себя, — отозвался Мори. — Что бы они там ни думали, будет биться не свет державы, а чернь державы, а вы — их человек. Помимо того, нобили сей державы последуют за нами, потому что ни Брюс, ни Комин не смогут пойти за одним и тем же плугом. В конце концов, у нас только и есть что король, ибо Длинноногий разбил Печать Шотландии, похитил Крест Господень и украл самое Камень королей. Проложить сию борозду больше некому, и посему это должны сделать мы.
Псаренок слышал это лишь вполуха, почти ничего не понимая, глядя на приходящие и уходящие ноги. По части ног он был дока, потому что обычно именно их видел первым делом из своей по-заячьи скорченной позы, которую всегда принимал, — отчасти готовность бежать, отчасти попытка стать незаметным.
Он видел босые ноги людей с северных нагорий с ногтями как рог, не ставивших обувь ни во что и надевавших разве что сабо или паттены в самый разгар зимы. Эти люди с буйными космами, жуткими ножами, круглыми щитами и секирами на длинных топорищах говорили либо на языке, непонятном Псаренку напрочь, либо на другом, который он едва-едва разбирал. Они говорили с переливчатым присвистом и отплясывали под дикую музыку.
Были еще кожаные башмаки и полусапожки, порой истрепанные и просящие каши, принадлежавшие людям из Кайла, Файфа и Марча, — бюргерам и вольноотпущенным, которые могли позволить себе железные каски и толстые стеганые куртки с заклепками, вооруженным длинными копьями, пиками в маршевом строю, так чаровавшем Псаренка. Шилтрон[57]. Это новое словцо не только для Псаренка, но и для всех прочих; он перекатывал его во рту снова и снова, будто голыш от жажды.
Люди из Эршира и Файфа умудрялись высмеивать друг друга за странный говор, но рядом с людьми с севера ходили на цыпочках. И все же и те и другие нынче смотрели в одну сторону, и, укладываясь навзничь в траву и устремляя взгляд на облака, Псаренок постиг ошеломительную значимость этого откровения.
Какую бы неприязнь ни питали они друг к другу и к людям с северных нагорий, сколько бы ни считали Брюса, Мори, Комина и им подобных чужаками, все они оказались здесь лишь потому, что еще больше ненавидели только одно: оказаться под игом захватчиков с английского юга.
Видел Псаренок и изящные кожаные сапоги, и кольчужные chausse с кожаными подметками, отмечавшие рыцаря или тяжеловооруженного всадника, но была еще и драгоценная горстка облаченных в железные поножи. Тут он вспомнил о Джейми Дугласе и ходил с расспросами от костра к костру, пока не сыскал людей из Ланарка, один из которых был осведомлен о произошедшем.
— Во Франции, — поведал он Псаренку у гаснущего алого костра. — В безопасности у епископа Ламбертона, поелику евойного папашу увели в кандалах.
Человек, говоривший с Псаренком, глядя на лицо отрока с заострившимися чертами и ввалившимися глазами, добавил, что папашу Джейми вряд ли суждено увидеть снова — из камеры в Берике его перевезли в Тауэр, где он бесился, разглагольствовал и наконец чересчур допек своих тюремщиков. Побоями, слыхивал он, дело не кончилось. Не ожидая возвращения Смелого в ближайшее время, его женщина и братцы Джейми живут у своих родственников Ферреров где-то в Англии, а Дуглас нынче в английском замке.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 112
