– Но как вы себе позволили сомневаться в наших лучших людях?! – шейх негодующе взглянул на контрразведчика.
– Это моя работа. Так вот, я заметил, что Амир крайне редко отходил от отца, но на всякий случай я поставил на прослушку его телефон, правда, ничего подозрительного не выявил, однако мои люди из наружного наблюдения доложили, что раз в месяц он встречался в разных кафе с одним подозрительным типом. Это навело меня на мысль, что Амир общается со своим куратором. И каждый раз после таких бесед происходили серьезные неприятности в наших рядах. Это можно было бы объяснить нелепыми обстоятельствами, но в течение последних двух лет они повторялись с завидным постоянством. А гибель уважаемого Рахима, пусть Аллах будет благосклонен к нему на небесах, доказывает причастность Амира к убийству отца.
Шейх побледнел, ему вдруг стало невмоготу слушать гнусный донос контрразведчика, в затылке тупо заныло, в висках начали импульсами бить молоточки.
– Хорошо, я услышал вас, – голос Исина сник. – Пока ничего не предпринимайте. Я подумаю, как поступать дальше. Но без моего ведома не трогайте Амира, – старец замолчал. В дверь постучали, на пороге появился Саид. Он встревоженно посмотрел на шейха. Старик начал терять сознание.
– Все, свободен, – гаркнул телохранитель, бесцеремонно оттеснив гостя. – Святейшеству плохо, быстро уходи отсюда.
Саид начал хлопотать у медицинской сумки, готовясь сделать обезболивающие уколы.
***
Вечерело. Над Иерусалимом ярким багрянцем запылал закат. Пятница подходила к концу, наступал шабат, время праздника, каждый еврей должен был посвятить этот день Богу. Давид поднялся с дивана и шаркающей походкой проследовал на балкон. С тоской в глазах он провожал взглядом уходящее за горизонт солнце. Грусть наполнила сердце царя. Последние дни его жизни подходили к концу, полной грудью он вдохнул прохладный воздух и вспомнил прожитые годы. Битва с Голиафом, скитание по чужбине, побег из родного города, встреча с пророком Самуилом, восхождение на трон, жестокие битвы с врагами. Перед взором пронеслись картины бурной молодости.
Крыши домов сияли в золотых лучах. Солнце приближалось к горизонту, залив Иерусалим светло-желтыми оттенками. Давид посмотрел на Храмовую гору, где был возведен только фундамент будущего Дома Бога.
Царь мысленно обратился к детям, с которыми у него не сложились добрые отношения. Старший сын постоянно участвовал в интригах против него, другие отроки тоже не отличались привязанностью. И все это отдавалось глухой болью в его душе. Небо потемнело, наступил шабат. Давид поспешил в комнату, боясь, что смерть внезапно наступит в праздничный день. Он взял Тору и начал читать, отдавая частые короткие поклоны. За окном вечерело, Иерусалим погружался в темноту, а царь, страшась гнева Бога, читал Тору всю ночь и день, пока время праздника не подошло к концу.
Уставшие от долгого чтения глаза Давида умоляюще посмотрели на небо: «Благодарю тебя, Господи, что дал мне время пожить! – Давид поднял трясущиеся руки к небу. – Господь мой! Скажи, кто станет моим преемником и построит храм?» Он обращался к Богу каждый день с надеждой на успокоение, но небеса молчали. Опустив голову, царь смиренно побрел к кровати, с ужасом представляя, как скоро его настигнет гнев Бога. Перед глазами у него завертелись темные круги, Давиду стало плохо. «Господи! Дай мне успокоение, назови, кто из моих детей взойдет на трон и продолжит мое дело во имя Израиля и народа?» В спальне медленно затухали огни, погружая комнату во мрак. Давид почувствовал страх.
– Отец мой небесный, не томи, просвети, кому Ты отдаешь свое предпочтение? – он лег на кровать, с испугом глядя на потолок, уже не надеясь на ответ Бога.
В полной темноте легкая дымка появилась перед глазами, тихий глубокий голос прозвучал в ушах Давида:
– Не бойся, Давид, твое дело не умрет, храм будет построен, а твое имя как величайшего правителя навсегда войдет в историю еврейского народа.
Давид приподнялся, опершись рукой о кровать:
– А что мне делать сейчас?
В темноте совершенно ничего не было видно, на черном небе в эту ночь отсутствовали даже звезды и луна.
– Господи, не покидай меня! Кто будет моим преемником? – взмолился Давид.
Шепот едва слышно раздался у самого уха:
– Зови своих помощников и составь завещание.
– Да, конечно, Отец наш, я составлю завещание.
– Но не спеши, Давид, – тихий голос осадил царя. – То будет воля не твоя, а Моя. Ибо вижу Я на многие года вперед и знаю, как будет развиваться Израиль. Есть у тебя в семье достойный отрок.
– Кто он? – царь едва сдержал нетерпение, которое безудержно охватило его.
– Отроков своих ты не сумел воспитать достойно. Брали они все худшее от тебя, погружаясь в грехи и разврат. Но я уберег для народа израильского одного из твоих сыновей, одарив его глубочайшей мудростью, коей не будет во всем мире больше ни у кого.
– Благодарю тебя, Господи!
Свет в лампах стал разгораться, ярко освещая спальню. Давид с большим трудом встал с кровати и позвал помощника. Перед царем навытяжку предстал молодой красивый советник.
– Что изволите, повелитель?
– Позови писаря! Срочно! Я буду писать завещание.
За столом со свитком и пером в руках сидел молодой человек, записывая каждое слово правителя.
– Завещаю назначить после моей смерти, – царь на мгновение остановился и взглянул на потолок, боясь допустить ошибку. Писарь терпеливо ждал Давида. – Завещаю назначить правителем Израиля после моей смерти моего сына, – царь опять задумался, все еще боясь ошибиться, – моего сына Соломона.
Когда советник и писарь, исполнив просьбы царя, покинули опочивальню, Давид лег на кровать. Сил подняться больше не было, он мысленно обратился к Богу: «Спасибо, Отче мой! Теперь я готов прийти к Тебе и предстать пред Тобой, отдавая свою душу на суд Твой праведный». Дышать стало тяжело, резкая боль сковала грудь. Царь смотрел в потолок, подбирая последние слова для Бога: «Благодарю Тебя, Господь, за все, что Ты дал мне. Спасибо за то, что оберегаешь мой народ». В глазах у царя потемнело, дышать стало невозможно, но, несмотря на невыносимую боль, лицо Давида озарила улыбка успокоения.
Утром слуги обнаружили царя умершим. На челе Давида застыло умиротворенное и величественное выражение, точно он ушел в мир иной с чувством исполненного долга и благодатью в душе.
***
Компьютерная программа, которую запустил Овадья, обработала снимок, очистила лицо от накладных бровей, усов и бороды и выдала итоговую фотографию странного ортодокса. Менахем взглянул на экран и ошеломленно отпрянул. С монитора прямо на него смотрел не кто иной, как Равиль Даган, проходящий по картотеке «Моссада» под именем Бен Сахим, убийца его родителей из загадочной организации «Саяним». От злости Овадья заскрежетал зубами. «Но как он попал в синагогу?» – подумал Менахем и опять стал просматривать записи с сервера видеонаблюдения, скачивая показания камеры номер Z-32. Кадры в ускоренном темпе помчались назад, вот от дверей молельного дома зашагал странный старик, прошло еще несколько минут, и Менахем заметил ортодокса. Взглянув на таймер, он запомнил время, когда мнимый хасид вошел в синагогу. Это произошло за пять минут до прибытия главного подозреваемого.
