— Было больно.
— Я знаю, Лея. Мне тоже было не сладко.
— И чем все закончилось? — заставляю себя улыбнуться, чтобы совсем не впасть депрессию от воспоминаний.
— Серхат в тюрьме, Валиде приютил один дальний родственник в провинции, теперь она зарабатывает себе сама и живет в очень скромных условиях.
— Каждый получает по заслугам. — все же нотки злости проскакивают в моем тоне, Каан опускает глаза. — А что с Эльван?
— Она, конечно, была разбита из-за всего произошедшего. В шоке от матери и от жениха. Мы с ней откровенно поговорили, я отправил ее доучиваться в Англию, а дальше будет видно.
— Семейка не состоявшихся родственников?
— Джигах умер. — удивленно приподнимаю брови, коварно ухмыляюсь. Нельзя злорадствовать, но я рада, что главный злодей получил по заслугам. — Сердце не выдержало от судебных исков с моей стороны. Эше сразу же после похорон уехала в Америку, поручив адвокатам решить все вопросы касаемо недвижимости и бизнеса.
— Все? Сказки конец?
— Да. Враги повержены, король вернулся к своей королеве. — тянет мою руку, заставляет меня встать со стула. Замираю перед ним, смотрю в его глаза, шмыгаю носом. Усаживает меня на свои колени в развратной позе, прижимает к себе.
— Завтра возвращаемся в Турцию. — заправляет мои волосы за уши, обхватывает лицо ладонями. Я немного теряюсь от его уверенности в моем согласии, хмурюсь.
— В качестве кого?
— Жены. Я тебя в другом качестве не рассматриваю.
— Я уже была замужем, увы, не понравилось.
— Не ерничай, Лея, я все равно женюсь на тебе. Не хочешь по доброй воле, заставлю силой, но все равно будешь моей.
— Ты можешь хоть немного быть чуток романтичным? Где там кольцо, колено, песни под балконом?
— Ты серьезно?
— Да! — хватаюсь за его плечи, как только Каан резко встает со стула. — Что ты делаешь? Куда ты идешь?
— Петь не умею, кольца нет, а вот заставить тебя все забыть на свете — это я могу. — сердце заходится в немой истерии, бьется об грудную клетку. Каан не отпускает меня, вместе заваливаемся на кровать. Я смотрю в его потемневшие карие глаза, провожу ладонью по колючей щеке. Нежность взрывается внутри меня, заполняет каждый уголок моей истерзанной души.
— Ты не заслуживаешь меня.
— У меня вся жизнь, чтобы покорить твое гордое и упрямое сердце. И я начну прямо сейчас. — накрывает мой рот алчным поцелуем, заставляя забыть все на свете. Вот гаденыш, в любви так и не признался.
40 глава — Каан-Открываю дверку машины, равнодушным взглядом скользя по посетителям и сотрудникам бизнес-центра. Взгляд цепляется за женскую фигуру в сторонке. На мгновение замираю, внимательно смотрю на женщину. Она, увидев мое внимание, неуверенно делает шаг в мою сторону. Первый порыв отвернуться, сделать вид, что не узнал, но незаметно киваю, разрешая следовать за мной.
— Доброе утро, господин Каан. — со всех сторон несется от знакомых и незнакомых мне людей приветствие. Останавливаюсь возле лифта для дирекции, не оглядываюсь назад. Мне нет нужды убеждаться в присутствии женщины за своей спиной. Дверки раздвигаются в разные стороны, захожу первым, она следом. Нажимает на нужный этаж и поворачивается ко мне спиной.
Не рассматриваю ее, не ищу изменения. Мне это не интересно, даже не интересно по какому поводу она здесь оказалась. Лифт плавно замирает, выпускает нас. Обхожу ее стороной, направляясь в свой кабинет.
— Доброе утро, господин Каан. — приветствует секретарша, вскочив при моем появлении на ноги. Недоуменно смотрит за спину.
— Доброе утро. Кофе и чай. — прохожу мимо стола, открываю нараспашку дверь кабинета. Какое-то время не обращаю внимание на посетительницу. Она подобно тени замирает перед моим столом.
— Садись. — киваю на кресло, секретарша приносит мой кофе и чай. Поставив чашки на журнальный столик между креслами, оставляет меня с женщиной наедине. Снимаю пиджак, вешаю его, обхожу стол и присаживаюсь напротив, беру чашку.
— Я слушаю. — устремляю немигающий взгляд, делая маленький глоток.
— Здравствуй, Каан.
— Здравствуй, Валиде. — от моего холодного тона она заметно вздрагивает, сжимает свою сумочку. Против воли все же отмечаю изменения в тетушке. Жизнь в нужде все же откладывает отпечаток. Ее лицо потеряло былую молодость, кожа уже не такая сияющая, упругая, возраст берет свое. В некогда смольных волосах теперь много седины. Уголки губ опущены вниз, глаза тоже потеряли свой блеск. Вид изможденной, уставшей женщины.
— Я смотрю ты в добром здравии, меня это радует. — ее взгляд замирает на моем пальце с обручальным кольцом, на секунду вспыхивает огонь неприязни, но потупляет глаза. Я терпеливо жду.
— Валиде, у меня не так много свободного времени, чтобы сидеть с тобой и играть в молчанку. По какому поводу ты появилась перед моими глазами? Пять лет назад я четко дал тебе понять, чтобы не подходила ни ко мне, ни к моей семье.
— Эльван выходит замуж. Я бы хотела к ней поехать и остаться с дочерью. — умоляюще устремляет на меня глаза, я безразлично смотрю на тетку, на ее застывшие слезы. Во мне нет чувства сострадания, жалости по отношению к этому человеку.
— Нет. — четко произношу, ставя чашку на стол. Валиде смахивает со щеки скатившуюся слезу, опускает голову. Эльван на моем обеспечении. Я оплачивал ее обучение в Лондоне, квартиру неподалеку от аппер стрит, сейчас финансирую подготовку к свадьбе. Когда разговаривал с сестрой несколько лет назад о поддержке с моей стороны, единственным моим условием было то, что ни при каких обстоятельствах она не забирает мать из Турции. Видеться не запрещал, знал сколько раз и где Эльван встречалась с Валиде с того момента, как выслал тетушку в провинцию.
— Каан, она моя дочь, ты должен меня понять. — скрещиваемся взглядами, я саркастически улыбаюсь.
— Я тебя понимаю, но и ты должна меня понять, что я слишком мягко обошелся с тобой за все преступления, что ты совершила по отношению к моей семье. Я мог тебя упечь в тюрьму, но сделал скидку на твой возраст и на наши родственные связи. Ты же понимаешь, что за смерть невинных людей тебе бы светил пожизненный срок.
— Я же просила простить меня.
— Всевышний простит, но не я. Ты отняла у меня не только родителей, но и ребенка. — сжимаю кулаки, сдерживая гнев. — Если на этом все, то выход ты знаешь где.
— Каан…
— Мне больше нечего тебе сказать, Валиде. — встаю, беру с края стола папки, делаю вид, что жутко занят. Какое-то время в кабинете стоит тишина, потом слышу тихий хлопок двери.
Мне ее нисколько не жаль. Я даже посочувствовать ее положению, ее одиночеству не могу. Она платит по выставленному мной моральному счету. Порыв уничтожить ее был обуздан не сразу. Мне хотелось по полной программе спросить с нее за отца и мать, за малыша, которого потеряла Лея. О выкидыше я узнал от адвоката, который уточнял у врача последствия падения Леи с лестницы. Слуги в доме бесценный источник информации. Меня смущало молчание самой Леи по этому поводу. Ни тогда, ни сейчас она и словом не обмолвилась о потери, ни разу не произнесла имени Валиде. Я тоже по сей день молчу о том, что знаю. Не хочу ее тревожить. Особенно сейчас, когда на ее губах всегда улыбка.
