– Ты что, меня позвать не могла? – не унималсяон. – Я бы помог тебе его поймать.
– А как бы я тебя позвала? – взвиласьНадежда. – Голосом?
– А ты мне его купил? – вызверилась Надежда,которой допрос уже начал надоедать.
– А ты мне его дал? Ты только ворчал, чтобы телефон незанимала… Мотаешься, мотаешься часами по чужим дворам, так еще дома таквстречают…
Сан Саныч понял, что Надежда не в лучшем настроении иотступил, предложив выдрать сенбернара, чтобы тому неповадно было удирать.
– Не надо! – Надежда испугалась, ч', огероическому псу достанется зря. – Я его уже выдрала…
На кухне она навалила Арчи полную миску мясного супа,погладила и тихонько попросила прощения за свою ложь. Арчи тихонько вздохнул идал понять, что он не в обиде. Кот, как всегда, наблюдал за ними сверху, схолодильника, и Надежда погрозила ему кулаком.
– Попробуй только разболтать Саше, где мы были, накормление с моей стороны можешь не рассчитывать!
Кот глядел с большим неодобрением, ему не нравилась теснаядружба Надежды с сенбернаром этак, пожалуй, и вправду перестанут кормить!
* * *
Лена сжалась в комок на переднем сиденье машины.
Ее била крупная дрожь, зубы стучали, как от холода. Лицопылало, как от слез или от стыда.
Она не могла повернуть голову от сковавшего ее страха иволнения, но всем телом, всей кожей чувствовала находящегося рядом человека,чувствовала исходящий от него жар, и какую-то мрачную жажду, и страшноенапряжение – такое напряжение, какое бывает в воздухе перед грозой.
Наконец Лена смогла справиться с парализовавшим ее страхом искосила глаза влево. Скосила – и чуть не задохнулась, так давно не видела этоголица, худого и мрачного, так давно не видела эту сильную шею, рвущуюся изворотника рубашки, как молодое дерево из развалин античного храма, эти светлые,слегка растрепанные волосы.
«Это больше не будет моим, – тоскливо подумаладевушка, – я сама лишила себя права на него, права на его любовь, сама всеиспортила, испортила недоверием, подозрительностью, недостатком любви… как ямогла плохо подумать о человеке с таким прекрасным лицом, с такимизамечательными волосами, с такими горячими и нежными руками? Я должна былаверить ему, верить несмотря ни на что, верить, даже если бы он сделал это прямоу меня на глазах… верить просто потому, что он – это он, а я – это я…»
Сергей не поворачивался к ней, он мрачно смотрел прямо передсобой и гнал машину, как будто хотел загнать ее насмерть.
Лена, которая до этой секунды не видела ничего, кроме еголица, его волос, его широких плеч, бросила взгляд на дорогу и увидела, что онидавно уже выехали из города и машина мчится по шоссе, среди густых рощ и быстропролетающих мимо загородных домов.
Она не сразу поняла, куда они едут, – она сейчас вообщене в состоянии была что-нибудь понимать – но вскоре мимо замелькали до слеззнакомые пейзажи, и Лена поняла, что они приехали в Комарове.
«Ну да, – подумала она, – куда же еще. В Комарове,где все кончилось. В Комарове, где я не поверила ему и тем самым лишилась правана его любовь… сейчас он ткнет меня в старую дачу, как нашкодившего щенка тычутмордой в то, что он натворил».
Действительно, машина, сбросив скорость, проехала мимоогромной темной ели и остановилась перед калиткой.
У дачи был по-прежнему печальный и запущенный вид, носегодня светило солнце, и цветные стекла веранды разбрасывали вокруг яркие,праздничные блики. Лена даже зажмурилась на секунду – такой ослепительныйотсвет бросил вдруг ей в лицо оранжевый квадрат, как мальчишка, балующийся сосколком зеркала.
Она зажмурилась – и не хотела открывать глаза, потому что ейпоказалось на секунду, что время можно повернуть вспять, и сейчас раздастсягустой бас Матильды Васильевны:
«Чай надо пить обязательно из старинного фарфора, тогда унего совсем другой вкус!»
И из старенького магнитофона польются звуки гитары – «Над небомголубым есть город золотой…»
И все будет прекрасно у них – у них с Сережей…
Она услышала скрип шагов по дорожке и увидела, что Сергей,безнадежно ссутулившись, идет к дому.
Она не выдержала и двинулась следом, как послушная собачонкаидет за своим хозяином, даже если он отстегнул поводок.
Сергей поднялся на крыльцо. Старые, рассохшиеся ступенижалобно заскрипели под его тяжелыми шагами. Сергей достал из кармана ключ,открыл дверь, и она увидела его силуэт на фоне дверного проема… как той ночью…
– Нет! – закричала она, бросившись к немубегом. – Нет, это был не ты!
– Что? – Сергей удивленно повернулся.
Он-то и так прекрасно знал, что не был здесь той ночью, аона – Лена поняла это со стыдом до этой самой секунды думала, что видела его,именно его в густых сумерках на фоне открытой двери. Она так убедила себя вэтом, так много раз прокручивала в памяти тот злополучный эпизод, что почти ужене сомневалась. Даже сегодня, по дороге в Комарове, стыдила и корила себя занедоверие к любимому человеку, за предательство, которое так дорого обошлось ейсамой, – но все равно верила своей памяти и своим глазам.
А теперь она увидела, что глаза сыграли с ней дурную шутку.
– Он был ниже тебя, – проговорила Лена едваслышно, когда Сергей остановился перед ней, удивленно заглядывая в ее глаза.
– Кто? – удивленно спросил Сергей, и вдругпонял. – Ниже? – переспросил он.
– Да, – Лена протянула руку к двери и прикоснуласьк потемневшей от времени притолоке, на которой когда-то, очень давно ножомделали зарубки на том месте, до которого дорос маленький Сережа.
– Его голова была на одном уровне с этимстеклом, – она показала рукой на зеленый квадрат, – а твоя – вот сэтим… – и рука скользнула к оранжевому, ослепительному, как расплавленноесолнце.
–; У него были светлые волосы, – проговорила Лена,опустив глаза, – и я подумала…
– Ты подумала, что это был я? – он взял ее лицо всвои большие руки, и притянул его, и высушил горячими губами неожиданно набежавшиемелкие и неважные слезы. – И из-за такой глупости мы с тобой потерялишесть лет? Целых шесть лет жизни?
– Да, – она кивнула и глупо захихикала, подумавкакой, в действительности, она была дурой.
А он не выпускал ее из рук, и втащил в дом, и захлопнул засобой злополучную дверь, и начал срывать с нее все глупое и ненужное, как этишесть бездарно потерянных лет, – кофточку, джинсы, все остальное – какбудто срывал с цветка лепестки, и бросал все это по дороге, отмечая свой путьсброшенной одеждой, как Мальчик-с-Пальчик отмечал путь камешками, и прильнул кней со стоном боли и узнавания, и Лена поняла, что вернулась домой.
