— Но это ведь не плохо, Марин.
— Это плохо. — Марина к нему наклонилась. — Плохо, Дим. Потому что ради своей цели он готов пойти на всё. Он даже от детей и от меня отказался, только потому, что рядом с Дашей, из-за её брата, у него шансов больше. Это нормально, по-твоему? А Игорь, он… — Она несколько секунд подбирала слова. — Ему не дано большими деньгами распоряжаться. У него смекалки на это не хватит, умения рисковать, просто-напросто опыта. Он больших денег и в руках-то никогда не держал.
— Ты слишком зла на него.
— Я имею на это право, — проговорила Марина тихо, и руки разжала, когда Дима подниматься стал. Из ванны вылез, вытирался, а Марина наблюдала за ним, чувствуя неловкость из-за того, чем закончился их разговор. Ей совсем не хотелось говорить сегодня об Игоре. А то, что Димка старался не подавать вида, что ему этот разговор неприятен, ещё больше Марину смущало. — Извини, — сказала она, в конце концов, подавая ему руку. Он помог ей подняться и в полотенце завернул. — Не будем больше об этом говорить.
— Почему? Если тебя это волнует…
— Не волнует. Наверное, ты прав, я просто злюсь. И даже не на него, а из-за его поступков. Я ведь знаю, как для него лучше, мы столько лет вместе прожили, но Игорь теперь меня не слушает, отмахивается, а я знаю, что после локти кусать будет.
— Так пусть кусает. Это его жизнь, Марин. Его! А не твоя. И его ошибки на тебе теперь никак не скажутся.
— Но они скажутся на детях!
— Каким образом? Тем, что он из-за возможных проблем общаться с ними прекратит? Ну, давай, тяни его тогда на себе, всю оставшуюся жизнь, учи уму-разуму, пока он не пошлёт тебя куда подальше. Ты этого добиваешься? Он не хочет тебя слушать, понимаешь? Тем более сейчас. Ты для него, как красная тряпка для быка.
Марина волосы вытирала и Грановича слушала. Его слова ей не очень нравились, но правда в них была, отмахнуться не получалось.
— Да, бывшая жена.
— Да не в этом дело. А в том, что он, уходя в свою новую расчудесную жизнь, тебя позади оставлял, а вышло так, что ты на повороте его обошла. Пока он раздумывает делать ли ему первый шаг, ты уже живёшь в своём доме, ты довольно улыбаешься, и даже можешь позволить себе не работать. И деньги его, миллионы будущие, его детям уже не нужны. И всё это ты получила просто так. И думаешь, что он тебя слушать будет? Вот я и говорю — не лезь к нему.
— А как же дети?
— И это твой бывший муж пусть решает сам. Ему не пять лет, как Эльке. Он уже вполне трезво может оценивать свои возможности и желания. Твоё дело — детям о папе рассказывать, а уж как он будет с ними общаться… — Гранович полотенце на бёдрах повыше подтянул, после чего руками развёл. — Антон — взрослый парень, и он всё давно понимает. Он тебя любит, Марин. Тебя он любит больше всех на свете, и на отца злится не потому, что тот вас всех бросил, а потому что тебя не любит. Я ведь прав? Это ещё до вашего с Игорем развода началось.
— Откуда ты знаешь?
— Из рассказов Антона понял. Но он всё равно с ним общается, и тебе влезать в это не стоит, они сами разберутся. И если твой бывший всё окончательно не испортит, то, думаю, со временем они найдут общий язык. Но даже если нет, ты ничего сделать не сможешь. У Антона здесь, — Дима себя пальцем по лбу постучал, — уже всё сложилось. И всё не так плохо, как тебе кажется. Тебе повезло, у тебя разумный парень растёт. И он точно не мечтатель, как его папаша.
— Хорошо, если так, — проговорила Марина себе под нос, и из ванной вслед за Димкой вышла.
— Семён, кыш! — Гранович в спальню вошёл, увидел котёнка, уютно устроившегося на подушках, и рукой махнул, думая, что тот испугается и сбежит. Но Сёма только глаз один приоткрыл, на возмутителя спокойствия безразлично посмотрел, и снова пристроил мордочку на сложенных крест-накрест лапках. — Ты посмотри, он окончательно обнаглел.
Марина рассмеялась, котёнка со своей подушки сняла и переложила в кресло.
— Дим, а ты тоже видишь, что Антон на папу похож? На моего, в смысле?
— Вижу.
— И я этому рада. Я и поверила-то, что он мой отец, потому что сходство это уловила. Так просто такого не случается. — Марина за резной ширмой спряталась и надела новую ночную рубашку, купленную именно для этого вечера. В зеркало на себя посмотрела и поневоле улыбнулась. Тонкое кружево холодило кожу и прилегало к груди, соблазнительно её приподнимая. И хоть стоила эта вещица невероятных, по мнению Марины, денег, но увидев её вчера в магазине, с первого взгляда поняла, что она ей просто, как воздух, необходима. Чтобы почувствовать себя красивой и стереть из памяти образ идеальной Натальи. Из-за ширмы вышла, руку в бок упёрла и кинула на Грановича вызывающий взгляд. — Ну как?
— Ух ты. — Его оценивающий взгляд опустился до самых пальцев её босых ног, после чего снова к груди вернулся. — Красота.
— Я старалась.
— Теперь, как я понимаю, моя очередь стараться? — Пальцем её поманил. — Иди сюда.
Она шутливо нахмурилась.
— Зачем это? Чтобы ты её помял, или вообще снял? Нет уж, любуйся издалека.
— Если так пойдёт и дальше, придётся избавиться от всех твоих вещей. Чтобы нечему было мяться. Иди сюда!
— Между прочим, в комнате ребёнок, — шепнула Марина Грановичу на ухо, когда оказалась на кровати и под ним. Он голову поднял, покосился на спящего котёнка.
— А нельзя отправить ребёнка спать в Элькину комнату?
— Чтобы он всю ночь мяукал под дверью?
— Ох уж эти дети, — проворчал он, и потребовал: — Руки подними. — Ночную рубашку с Марины снял, и метким броском отправил её на кресло, прямо на голову бедного Сёмки. Тот голову приподнял, помотал ею, но почти тут же под сорочкой и успокоился. — Вот и всё.
— Да, с детьми ты и, правда, обращаться не умеешь.
— Не умею. Но я умею вести переговоры, и с ними договариваюсь.
Он голову к её груди опустил, а Марина протянула руку и выключила свет. И перед самой собой вдруг немного неудобно стало. Весь вечер обсуждала судьбу своих детей, о муже бывшем говорила, и вдруг в один момент всё на задний план отошло, и только из-за того, что Дмитрий Гранович её поцеловал. Правда, он уже её не просто целовал, но всё равно, слишком мало времени ей потребовалось, чтобы обо всём забыть. Она в восторг приходила только от того, что он рядом, дышит взволнованно, прикасается с непонятным для неё трепетом, и это всё казалось Марине невероятной удачей, что всё это неожиданно ей досталось. Он весь, целиком, хотя пока и не ясно до конца надолго ли. Марина помнила своё смущение в первые дни их близости, явно несвойственное взрослой женщине с двумя детьми. Она всё думала, стоит ли Димке сказать, что он лишь второй мужчина в её жизни, и этим хоть как-то объяснить свою нервозность и неуверенность. Но как оказалось, ему совершенно другое важно: чтобы она готова была откликнуться на его призыв, а всему остальному, чего ему не хватит, он её в два счёта научит. Да даже и не научит, а даст ей это, голову закружит, и Марина обо всех своих сомнениях тут же позабудет, растворившись в нём. Рядом с ним она себя совершенной чувствовала, а все глупые мысли возвращались к ней, стоило Димке отпустить её от себя на расстояние вытянутой руки. Марина все эти мысли и сомнения в себе ненавидела, но в то же время они помогали ей держать себя в тонусе и головы не терять. Иначе бы давно вцепилась в Грановича, как в спасательный круг, и не отпустила бы от себя ни на шаг. А как сам Дмитрий может на подобное отреагировать, Марина пока не знала. Если бы он знал, что она на самом деле к нему чувствует, испугался бы наверное. Они ведь никогда не говорили ни о чувствах, ни о будущем, даже ближайшем. Марина понимала, что ещё слишком рано для таких разговоров, но иногда ей очень хотелось именно от Дмитрия услышать, что спустя месяц, два, они всё ещё будут вместе и у них всё будет хорошо. Знала, что Гранович разговоры по душам не уважает, но ей всё равно хотелось. А первой заговорить об этом было страшно. Вдруг он её оптимизма не разделяет и планы его кардинально отличаются? И она его своими словами поставит в неловкое положение, и всё испортит. На данный момент их отношения — это союз двух взрослых людей, которым не нужно находить предлог всякий раз, когда хочется заняться сексом, как бы грубо это не прозвучало. И остаётся только радоваться тому, что помимо секса им просто хорошо и тепло друг с другом, что поговорить есть о чём, и посмеяться могут, понимая и принимая юмор другого. Это уже очень много, а разговоры о чём-то большем, пусть останутся в юности, когда ещё верилось в сказки и чудеса. Когда признание в любви судьбу решало, но сейчас подобного излишества она себе позволить не может, она не только за себя отвечает, но и за детей.
