— Плевать.
— И отомстит. Бренди, все знают, что у неё вместо языка жало скорпиона. На её слова давно уже никто не обращает внимания и…
— Бред! — Я остановилась посреди коридора и, вырвав руку из крепкого захвата, глянула на брата из-под бровей. — С каких пор ты стал молчать, когда кто-то рядом склоняет имя твоего рода?
Он страдальчески вздохнул и нехотя признал:
— С тех пор, как вынужден много времени проводить при дворе. Тут всё сложнее. Это в академии мы всё делили на чёрное и белое, а во дворце эти цвета приобрели немного иные оттенки.
Провёл ладонью по лбу, а потом махнул рукой.
— В бездну эту Тайлор, хотя ты, конечно, зря её трогала. Вонять начнёт… Но что уж теперь?.. Пойдём лучше прогуляемся.
Мы спустились в холл, по которому неспешно прогуливался весь цвет столицы, и почти сразу же наткнулись на Алана Даккея. Он шёл под ручку с невысокой миловидной дамы средних лет и, склонив голову, внимательно прислушивался к её словам, но увидев нас, застыл на месте, прикипев ко мне потемневшим взглядом.
Я судорожно вздохнула и от волнения слишком резко дёрнула за ремешок ридикюля, от чего он порвался и сумочка упала на пол.
Алан и Бред едва ли не на перегонки бросились её поднимать, и спутница моего ученика весело рассмеялась.
— Не в первый раз замечаю, что женская красота превращает самых обычных мужчин в рыцарей.
И представилась, пока я растерянно принимала из рук брата свой ридикюль.
— Герцогиня Норвиль. Надеюсь мой воспитанник своим порывом не заставит вашего жениха ревновать?
Я сделала реверанс и слегка наклонила голову.
— Не заставит, герцогиня, — вместо меня ответил Бред, одновременно здороваясь с Даккеем за руку. — Имею честь представить вам свою сестру Бренди Анну Алларэй.
— Сестру? — Взгляд герцогини стал заинтересованным, и у меня тут же засосало под ложечкой от неприятного предчувствия. — Как интересно…
Лично я ничего интересного в этом факте не находила. Ну, сестра. Что такого? Мы же не единственные брат с сестрой в Аспоне! Но вслух я, само собой, ничего такого не произнесла. Одно дело отбрить хамоватой баронессе, которая твоё честное имя полощет, и совсем другое язвить в адрес герцогини Норвиль.
Вторая женщина Империи. Да на неё некоторые даже смотреть боятся! Ей не подерзишь без повода, опираясь лишь на чувство внутреннего дискомфорта и личный, ничем не подкреплённый страх. Вот чего я испугалась?
Разве что того, что опекунша моего не состоявшегося мужа не может не знать, кого ему император в жёны прочил.
Или может?
— Алан, милый, — не отводя от меня глаз, проговорила герцогиня, — принеси мне мою шаль из гардероба. А вы, Бред, позаботьтесь о напитках. Мы с юной леди умираем от жажды.
— Но… — попыталась пискнуть я, но меня заткнули властным жестом и продолжили:
— А мы вас тут подождём, в портретной галерее. Поболтаем о своём, о девичьем. — Глянула на меня молодым ярким взором и, мягко улыбнувшись, проворковала:
— Не откажите старухе, дорогая моя, прогуляйтесь со мной, а то вокруг одни мужчины. Не представляете себе, как я устала. Не поверите, просто не с кем поговорить о прекрасном.
«Вот уж точно не поверю», — подумала я, а вслух глубокомысленно произнесла:
— О… — И перевела взгляд со знатной дамы на брата, с того на Даккея, потом снова на Бреда. Оба они выглядели так, что и ослу стало бы понятно: помощи с этой стороны ждать не приходится. — Если о прекрасном… Только я ведь в живописи, ваша светлость, не очень…
— Просто леди Норвиль, — перебила меня герцогиня. — Мы сегодня подружками, без светлостей… Вы же не возражаете?
Я оглянулась на торопливо удаляющиеся спины мужчин и обречённо кивнула.
— Благодарю, леди Норвиль.
— Пустое!
Она цепкими пальцами впилась в мой локоток и, как паук муху, поволокла меня к выше означенной галерее.
— Значит, живопись вы не любите… Что ж…
— Люблю, — возразила я. — Не разбираюсь, правда…
А потому что, когда учишься на бойфаке и одновременно общий факультет нагоняешь, на такие мелочи, как живопись времени особо не остаётся. Я даже рисовать не умею!
— А в чём разбираетесь? — почему-то обрадовалась герцогиня. — В музыке? В опере?
Я насупилась и, с неудовольствием наблюдая за тем, как стремительно вокруг нас образовывается мёртвая зона, проворчала:
— В боевой магии.
К тому моменту, как мы подошли к первой картине галереи, в которой находились портреты всех солистов театра, вокруг нас не осталось ни души. В общем-то, ничего удивительного. Это герцогиня имеет право подходить к любому из гостей Императора, а вот гости, если знатная дама одним лишь движением брови велит им исчезнуть, с такой скоростью растворяются на горизонте, что только пыль столбом.
— Неужели? — уточнила герцогиня. И главное, взгляд такой ласковый-ласковый… И смотрит так тепло-тепло.
Интересно всё-таки, она знает о том, что Даккей мне вроде как жених или нет?
— Я БИА закончила, — призналась я. — Мы с Бредом там вместе учились.
— Очаровательно! — восхитилась моя спутница. — Просто очаровательно! И как? Понравилось?
Глянула на неё мрачно, пытаясь понять, издевается она или… хотя какое тут может быть «или»? Всё она знает! И про меня, и про БИА, и про Даккея. Непонятно только, зачем ходит вокруг да около. Эх… Сходила в театр, называется!
— Очень, — прокашлявшись ответила я. — Настолько, что я вернулась туда, чтобы других учить.
Герцогиня Норвиль остановилась у картины, с которой на меня укоризненно поглядывал носатый мужик в розовом парике и удивилась:
— Так вы работаете?
Надо было всё же соглашаться на предложение нурэ Гоидриха и в Институт благородных девиц идти. На кафедру Общей магии.
Пожав плечами, я обречённо кивнула.
— Но это же здорово! — воскликнула герцогиня. — Только знаете что, Бренди… Могу я вас по имени называть? Могу, да?.. Знаете что? О своей работе надо говорить не вот с таким вот постным выражением лица… — Опустила уголки губ, насупила идеальные бровки, сморщила миниатюрный носик.
— А с улыбкой, — продолжила, демонстрируя мне ямочку на правой щеке. — Ну же, Бренди! Порадуйте старушку своей улыбкой!
Я оскалилась, и женщина, вздрогнув, нервно взмахнула веером.
— Впрочем, вы правы. У наставницы, конечно, вид должен быть серьёзным…
Покинув мужика в парике и мою улыбку в покое, мы подошли к девушке с выдающейся грудью, под которой (под девушкой, а не под грудью) было написано «Лучшее контральто Императорской оперы». Я изнывала от неловкости и усиленно пыталась придумать, что бы сказать такого умного или хотя бы просто подходящего ситуации, но, как и было заявлено в самом начале, я не только в живописи не разбиралась, но и в музыке прихрамывала на обе ноги. Однако между тем совершенно неожиданно для себя собой внезапно ляпнула:
